завоевателей.
– Увидим, сударыня, увидим, – досадливо кивнул ей Клеменс. Было заметно, что дальше игры в карманную польскую независимость его мысли не простирались. – Друзья мои, не буду скрывать от вас правду, – канцлер тряхнул салфеткой, – мы в отчаянном положении. Русские вот-вот преодолеют Балканский хребет и двинутся на Стамбул. Как будем предотвращать катастрофу?
Лебцельтерн пожал плечами: а зачем?
– Когда нашу границу с юга облягут русские провинции или союзные России государства, которые станут есть у Петербурга из рук, тогда посмотрите, – Меттерних повел шеей, точно ему давил воротник. – А славяне, которые веками живут под защитой Австрии, начнут волноваться и перекидывать шарик огня из одного конца империи в другой… – Клеменс не стал договаривать. – Поэтому сто крат лучше и даже моральнее зажечь чужой дом. – Он поднял глаза на супругов Фикельмон. – Отправляясь в Петербург, вы должны знать самую суть нашей политики, чтобы быть готовыми к неприятным вопросам, которые вам непременно зададут, когда Галиция будет объявлена самостоятельным королевством.
Шарль-Луи всем лицом изобразил неудовольствие.
– И что же нам говорить царю? Такие действия бесчестны, несправедливы…
– Кого вы намерены короновать? – Дарья сама удивилась тому, как уверенно вмешалась в разговор мужчин.
Меттерних даже захлопал в ладоши.
– Браво, мадам. – Он победно глянул на ее недогадливого мужа. – Ваша супруга мыслит быстрее. А действительно, кого? Кого мы можем короновать?
Следующий день. Шенбрунн
Совсем необязательно было подниматься в покои принца Рехштадского на втором этаже. Достаточно вызвать его в Розовый кабинет, в котором, правду сказать, не цвели розы. Зато в комнате имелось кое-что поценнее: панели из розового дерева, в которые, как в рамы, были вставлены кусочки индийских миниатюр на шелке.
Принц заставил себя ждать. Намеренно, канцлер это знал. А спустился, будто только что оторвался от завтрака: белая жилетка, под ней аж хрустящая от крахмала рубашка, в руках саксонская салфетка с императорской короной.
«Неужели этим бедняга Франц хочет подчеркнуть свою принадлежность к августейшему семейству?» Меттерних вздохнул. Да она случайно оказалась у него в покоях. Остальное белье грубое – силезский лен.
– Прошу простить мое невольное промедление…
«Вольное, вольное», – хмыкнул про себя Клеменс. Вон кудри-то как успел завить и уложить.
Юноша изучающе скользил взглядом по лицу гостя. Его лоб, брови, глаза – все отцовское. Зато щеки одутловатые, как у матери. Ее же пухлые губы. Бедная Мария-Луиза, теперь герцогиня Пармская, замужем за генералом Нейпергом, своим придворным шталмейстером.
– Я полагаю, что лишь самые серьезные обстоятельства могли побудить вашу светлость к визиту, – начал принц.
Меттерних показал ему на кресло. Он сам, в нарушение всех приличий, давно сидел. И чувствовал себя от этого наилучшим