лежали какие-то газеты, жёлтые от времени и кухонных паров, и ещё один сборник кроссвордов и головоломок.
Макс перелистал его, задержался на одной из страниц, вновь перелистал и сунул в карман пиджака.
Больше в доме покойного Петра Сергеевича ему было делать нечего.
Перед президентским люксом Хабаров помедлил немного, не потому что хотел оглядеться по сторонам, а со страху. Никого не было в коридоре, и он это знал. В холле возле лифта встретились ему два чувака при спортивных сумках – один с подбитым глазом. В левом крыле возилась горничная со своей тележкой, до люкса она доберётся ещё нескоро, а больше никого.
Хабаров постучал.
Дверь ему открыла Джахан. Он не видел её, казалось, целую вечность.
– Привет, – сказала она. – Ты будешь чай?
– Здравствуй, – ответил Хабаров. – Здравствуй, Джахан!
Должно быть, голос у него был странный, потому что она сразу ушла, даже не взглянув ему в лицо.
Хабаров с силой выдохнул, зашёл в номер, прикрыл за собой дверь и постоял немного.
Здесь, как и во всём отеле «Тамбов-Палас», было богато, позолочено и мраморно. Канделябры с висюльками, ковры с диковинными розами и райскими птицами. И такие же райские птицы на обоях и шторах.
Впрочем, райские птицы Хабарова решительно не интересовали, он их и не заметил. Он готовился к встрече, уговаривал себя не волноваться и всё-таки волновался.
Он пошёл на звук – в глубине люкса надрывался телевизор. Не иначе Дашка смотрит какую-нибудь утреннюю ерунду про моду или путешествия.
Они все были там, все вместе в одной комнате.
Хабаров остановился на пороге и зажмурился на секунду. Как будто не было всех этих долгих месяцев, сложившихся в два неполных года.
– Только без восклицаний, пожалуйста, – попросила Джахан, которая всё понимала и всё замечала – всегда.
– Ну что ты, – пробормотал Хабаров. – Минутная слабость.
На стойке зелёной пластмассы, имитирующей малахит, она заваривала чай в крохотном расписном чайничке. От чайничка поднимался пар.
Даша лежала в кресле поперёк – длинные белые волосы свешивались с одной стороны, а длинные джинсовые ноги болтались с другой.
– Леха! – закричала она и стала выбираться из кресла. – Это ты?!
Макс Шейнерман оглянулся от окна, и они встретились с Хабаровым глазами.
Даша кинулась ему на шею, повисла, заболтала ногами. Он немного покружил её и отпустил. Потом пожал Максу руку.
– Чаю? – спросила Джахан.
Хабаров знал – момент встречи нельзя затягивать! Нельзя ничего – ни вспоминать, ни восклицать, ни плакать. Нельзя считать потери. Нельзя хвастаться приобретениями.
Он всё это понимал, но сердце у него дрожало, и холодно было в спине, и он не знал, куда девать глаза.
– Садись сюда! – Даша потянула его к креслу. – Ты садись, а мы будем на тебя любоваться!
– Любоваться, – подал голос Макс, – лучше на тебя, дорогая. Ты не изменился, Алексей Ильич. Ну… почти.
– Тебе, конечно,