перекладывали Матвея Макаровича на носилки. Матвей Макарович растрогался тому, как с тем были аккуратны.
– Я… да, я же врач, – растерянно бормотал Белозерский, пятясь на выход, потому как не умел ещё виртуозно беседовать с родными и близкими. – Но природа подобного состояния обусловлена тем, что выросло у него в голове. В свою очередь, природа головного мозга не совсем ещё прояснена…
– Вот и я говорю им всю дорогу, – согласно поддакнул Иван Ильич, взявшись за головной конец носилок. – Природу, брат, не разъяснишь! – состроил он рожицу прямо в лицо самому Матвею Макаровичу.
Тот весело расхохотался и хлопнул Ивана Ильича по плечу. Но в спальне все снова заметили разве очередной порыв сквозняка. Дверь распахнули, чтобы вынести носилки с пациентом Громовым.
– Я с вами! – воскликнула Алёна Степановна. – Аккуратно несите.
Она шла рядом с носилками, ласково поглаживая лицо супруга. Матвей Макарович шёл пообок, с нежностью глядя в лицо жене.
Как вынесли из дому, санитар Георгий чуть запнулся о порог, но ничего, ничего. Только Иван Ильич обернулся, огрев его взглядом, прям как поджидал. Матвей Макарович укоризненно покачал головой: нешто Иван Ильич не сообразит никак? С его-то наблюдательностью! Ох, слепы люди! В чём он сам на собственной шкуре, то есть не на шкуре – на чём там, святые угодники?! – на собственном ветре сейчас убеждается…
Александр Николаевич пытался урезонить Алёну Степановну:
– В вашем присутствии сейчас нет ни малейшей необходимости. Я… мы… Мы соберём консилиум. Руководитель клиники примет решение.
– Я поеду! – отрезала Алёна.
Ох, очень хорошо знал Матвей Макарович это упёртое выражение лица.
– Попробуй её переспорь, ага! Я ни разу не сподобился, – подмигнул он Белозерскому.
На дворе Георгий снова споткнулся. Да так, что носилки перекосило. Алёна Степановна ахнула. Белозерский кинулся на помощь, как заполошный, но был остановлен молящим взором санитара. Иван Ильич возьми да заори:
– Каши не ел, анчутка?!
Георгий ничего не ответил, только желваки заходили. Матвей Макарович от возмущения руками всплеснул:
– Ну ты и фрукт, Иван Ильич! Так твою перетак! Он же безногий! Меня бы того если бы и сронили, мне бы что сделалось?! Я ж не баба на сносях…. А я-то откуда знаю, что Георгий безногий? Я ж его без штанов ни разу не видел.
Матвей Макарович подошёл к Георгию, когда грузили носилки в карету, и заглянул тому под брючину снизу (тот как раз подавал ножной конец и штанина высоко задралась). Так и есть! Из высокого специального ортопедического ботинка вверх уходила деревяшка. Очевидно, что и во второй штанине такой же чурбак. Матвей Макарович понятия не имел, как узнал это, едва глянув в окошко. Георгия он и до сегодняшнего дня видел неоднократно.
Матвей Макарович вдруг ощутил: на него несётся состав величиной с целый мир. Он не желал невыносимо необъятного и в то же время жаждал влиться в этот состав, раствориться, исчезнуть в нём, стать не собой, но миром.