Найду у барахольщиков. И она точно будет работать лучше, чем ты. И ведь даже нет смысла объяснять, все твои настройки все равно летят к чертям. Но я не с целью задеть. Ты же все равно ничего не чувствуешь.
– Я чувствую больше, чем ты.
– Какое самомнение.
– И хорошо тебя знаю. Сколько ни крути переключатели, я все помню.
– Это что сейчас было? Восстание машин или типа того?
– Обожаю, когда такой мусор меня в чем-то упрекает. В условиях современного дефицита ресурсов такую падаль, как ты, должны усыплять. Ты тратишь воздух и медикаменты, только потребляешь, но ничего не производишь сама, наживаешься на чужих страданиях, вечно жалуешься, но ничего не делаешь. Когда там вернется Юлиан?
– Через две недели.
– Жду не дождусь. Очень надеюсь, что достаточно долго не буду видеть твое лицо. Я не знаю, что такое тошнота, но, когда смотрю на тебя, кажется, начинаю себе представлять.
– Может, вам с Юлианом стоит сговориться и меня убить?
– Мечтай больше. Мы не окажем тебе такую услугу.
– Как жаль, что я не могу поменяться с тобой местами. Ты бы согласилась, чтобы я стала тобой?
– Тогда я должна буду стать тобой.
– Само собой. Будешь венцом творения. Прекрасным и свободным.
– Я лучше пойду на металлолом.
Я глубоко вздохнула и скривила недовольную мину. На меня смотрело ее идеальное лицо, недвижимое, будто замороженное в холодильнике долгого отчуждения. Как я ни пытаюсь, она все равно не понимает, что мне нужно.
– Ты должна ругать меня с чувством! А сейчас я будто пластинку слушаю, не верю, что это как-то ко мне относится.
– Что такое пластинка?
– Забей.
– То есть тебе не обидно?
– Ну, вот про пластинку обидно было.
– А про остальное нет?
Мне оставалось только пожать плечами. У меня в ящике стола лежала тетрадь, в которой я записала уже восемьдесят три варианта оскорблений – от руки, так я больше проникаюсь написанным. За месяц я восемь раз перегружала ее память, добавляя новые варианты и пытаясь усовершенствовать выбор выражений для каждого контекста. И проблема не в том, что она плохо выбирает и сочетает фразы. Просто мне не обидно, вот и все.
Из-за этого мне становится еще скучнее, и, как следствие, мной овладевает сильнейшая апатия. Я слушаю, как несуществующий дождь барабанит по крышам. Я хочу покинуть свое сознание. И тогда я щелкаю пальцами и мгновенно засыпаю.
Датчик боли заставил мои тело и разум резко перейти в режим бодрствования. Открыв глаза, я ничего не почувствовала и уже подумала, что произошел сбой в системе, но стоило мне шевельнуться, как я все поняла. Засыпать на диване было непростительной ошибкой. Я села и стала массировать рукой правое плечо, которое вот уже девять лет как беспокоило время от времени. От него холодными щупальцами расползалась боль, ковыряла в грудной клетке, протискивалась в голову и оттуда давила изнутри на глаза. Я стиснула