и, крошась в жаркую белесую пыль, которая отрепьями реяла над асфальтом.
По Заневскому, по той его части, что дряблым лоскутом сброшенной змеиной кожи лежит вдали от городской сердцевины, ехал одинокий байкер. Ночная прогулка утомила его, он возвращался домой, тупо глядя вниз из-под набрякших век. Свернув с проспекта в скверик, где стояли кривые деревья с сучковатыми стволами, он покатил по стёжке к дому, чьи балконы выпирали из тёмно-зелёной листвы. В сквере было пусто и гулко, как в порожней цистерне. Байкер, уже почти засыпая, на автомате выкатил на тропинку, которая вела к нужному подъезду. Нависшая над тропинкой ветка больно хлестнула его по согнутой шее, он резко выпрямился, и в следующее мгновение с тротуара ему в лицо прыгнуло зубастое чудовище. Байкер с коротким воплем крутанул руль вправо.
На тропке сквера – на узкой замызганной тропке, по которой он несколько часов тому назад отправлялся в своё ночное путешествие, распластался уродливый василиск. Фактурный, колоритный, отталкивающе-притягательный. В точности такой, каким его изображают в сборниках фольклора. Может быть, он и не прыгал навстречу вынырнувшему из сквера ездоку, но доли секунды, в течение которой байкер видел его перед собой, хватило, чтобы понять: ничего хорошего от этой твари ждать не стоит.
Чудище возникло неожиданно, поэтому реакция оказалась чуть запоздалой. Переднее колесо, повернутое судорожным толчком руля, зацепилось за извивавшееся на тротуаре тулово. Байкер не почувствовал удара, словно василиск и впрямь был бесплотным продуктом больного воображения. Впрочем, размышлять было некогда: стальной агрегат врезался в корявую берёзу, поддал задом и, как норовистый буцефал, сбросил наездника со спины. Байкер боком вылетел из седла и ухнул в растопыренные кусты.
Сцен 1-й
Движение песка
Творчество – форма терапии. Иной раз меня удивляет, как те, кто не пишут романов, не создают музыки и не рисуют картин, не сошли с ума от меланхолии и панического ужаса, который вытекает из условий человеческого существования.
«Вон там, над лесом!..»
Хрофт петлял между деревьями, озираясь и напряжённо слушая звуки, доносившиеся сзади. Преследователи отстали, однако для верности он ещё немного покружил и поприслушивался, чтобы окончательно убедиться, что опасность миновала. Перестраховка не помешает. Печенеги хитры – любой чих за версту учуять способны. Здешние ещё так себе, а вот когда до настоящего дела дойдёт, когда с тёртыми воителями пути-дороги пересекутся – тогда держись! Отстанешь от дружины – выследят и отколошматят за милую душу. Вякнуть не успеешь.
Хрофт рухнул на траву и привалился к сосне. Уф-ф! Беготня и рубка ночь напролёт высосали из тела все силы. Хотелось растянуться на живительной зелени и провалиться в сон… Нет, нельзя. Поганые, может статься, ещё рыскают по окрестностям, ищут потерянный след.
Всплывшее над лесом солнце припекало, мокрая спина под кожаными латами немилосердно зудела. Денёк будет жгучий, это как пить дать. Как пить… Хрофт отдал бы сейчас свой лучший, самолично сделанный щит за глоток ледяной воды из лесного родника. Шиш… Этот лесок он изучил до мельчайших подробностей: родников тут не было и в помине. Голова под шлемом пылала, волосы слиплись от выступившей из пор густой влаги, затылок, лоб, виски щипало, словно их атаковала стая оголодавших комаров. Хрофт стащил шлем и швырнул его на землю. Хотелось уловить взмокшим телом дуновение ветра, но утро, как назло, выдалось тихим; перемещения воздуха, если они и были, гасились широкими листьями деревьев, обступивших Хрофта со всех сторон.
Посидев так, он со стоном разогнулся и снова нахлобучил на голову шлем. Печенегов слышно не было. Значит, уже не появятся. Хрофт сам себе улыбнулся. Что, съели? От восьмерых отбиться – большая удача. Тут храбрости мало, увёртка нужна. Асмуд вон решил отвагу показать – полез прямо на мечи, завалили дурня влёгкую. А Хрофт ушёл. И от дружины эту восьмёрку, что с тыла подбиралась, увёл. Разве не умница?
На поясе, под латами, во всю силу своих полифонических лёгких заверещал мобильник. Хрофт, чертыхаясь, высвободил его, щёлкнул выдвижной панелью.
– У аппарата.
– Хрофтяра, ты где? – загундосило в трубке.
– В лесу.
– Фиг ли ты там засел? Все уже разъехались.
– А печенеги?
– Свалили давно.
– Чья взяла?
– Старик, ты чё? – оскорбилась трубка. – Когда мы проигрывали?
– Тогда ладно. – Хрофт, кряхтя, поднялся.
– Короче, мы с дружиной уже на Жукова. Садись на кишку и дуй к «Автово». Там, короче, встретимся.
– Ок.
Хрофт сложил слайдер, поправил сбившиеся наперёд ножны с мечом и пошёл, сминая траву, к Петергофскому шоссе.
Это местечко на окраине Питера было давно присмотрено им и его соратниками для репетиций перед выездами на игрушки. Вдоль автомобильной трассы и трамвайной линии тянулась лесополоса, где можно было и позаниматься «физикой», и попрактиковаться в рубке