она поднимала руку, брала доклады, писала рефераты. И досадливо закатывала глаза, когда Верка тыкала ее в бок локтем, чтоб подружка немного пришла в себя.
Всё без толку.
Однажды на таких «внеурочных занятиях» по истории их застукала англичанка, которая хоть и была женщиной замужней, но тоже оказывала молодому коллеге знаки внимания.
Скандал получился мощный.
Маринкина мать пила валерьянку и грозилась сослать негодную дочь учиться в техникум после девятого класса. Директриса устроила разнос Маринке, историку и соцпедагогу – что не досмотрел.
Только русичка вошла в положение: мол, «а что такого», «а может это любовь».
Двадцать лет назад она, тоже после института, закрутила роман со старшеклассником. Эта история закончилась счастливым замужеством. Учительница теперь уже с бывшим учеником живут долго и счастливо.
Но историк оказался героем не Маринкиного романа и выставив четвертные оценки поспешил, от греха подальше, уехать в город.
Маринка перестала ходить в школу, ничего не ела. Брала с собой кошку Муську и целыми днями спала.
Так прошла неделя.
Мать и совестила, и пугала, что дочка такими темпами станет или дворником, или «пойдет коровам хвосты крутить». Как в пустоту.
После угроз в ход пошли уговоры. Бесполезно.
От бессилия обратилась к школьному психологу.
Веронику Евгеньевну, Маринкину маму, в поселке уважали. Работала она в финотделе администрации. В обществе имела вес. А тут такое…
Чтобы уважить хорошего человека, психологиня пришла один раз к ним домой, но Маринка разговаривать с ней не стала.
– Ну ладно. Нет, так нет! – развела руками женщина. – Я попыталась…
Верка тоже пыталась утешить подругу.
– Нет, Вера, не сейчас. Потом давай. Попозже. Сама позвоню, – отвечала Марина.
И не звонила.
Верка ходила по дому, как лев в клетке. Ей хотелось хорошенько поговорить с этим историком, взять Маринку за шкирку и трясти, пока не выветрится вся эта «любовь».
– Да утихомирься, Верушка, – ласково окликала бабушка.
Бабушке она возразить не могла. Садилась рядом и клала голову ей на колени.
Так и сидела, пригревшись под крылышком, как взъерошенный воробышек.
– Не переживай, касатка, всё у неё наладится. Отойдёт сердечко.
– О-х-х-х, – только и кряхтела Верка, а у самой глаза – на мокром месте.
С бабушкой она разрешала себе плакать, расслабиться и просто быть.
– Ну, пойдем, холодец разберём что ли, а то поздно уже, спать надо, – спохватилась Анна Александровна.
Делать холодец с бабушкой Верка любила с детства. Это ж был почти что ритуал.
– Когда я была маленькая, из этих хрящиков мы делали «бабки» и играли, – в который раз рассказывала Анна Александровна.
– Интересно, – перебирая хрящики, говорила Верка, а сама живо представляла: сороковые годы, орава деревенских ребятишек