по большому счёту, выбора у нас, пацанов, тогда особо не было. Если твоя семья прозябает в нищете, а работу найти сложно (разве только у тех же кавказцев), то приходится наживаться способами отнюдь не благими, лишь бы не таскать деньги у родителей, которые и так еле сводят концы с концами.
В случае данного повествования, мне особо каяться не в чем, хотя и гордиться, конечно, тоже повода нет. Жизнь – это школа, и в суровые времена она учит исключительно выживать. Важно при этом оставаться человеком, и не превращаться в голодное животное навсегда.
Что-ж, в светлое время суток мы были пай-мальчишками, любящими своих родителей, уважающими старших и никогда не нарушающими закон.
Однако ночью, когда из-за туч на небо выползала полная Луна, мы сбрасывали свои человеческие личины и превращались в… кровожадных оборотней.
РАСКАЯНИЕ
Я жить учился в мире беспредела,
и не было мне никакого дела
до этих всех сопливых состраданий,
мне нужно было выпить —
гоп-стоп, и до свидания!
И вот, пришёл я будущее за ответом,
и голос:
«Я знаю, что ты сделал прошлым летом!»
Россия, Санкт-Петербург, начало 90-х.
Глубокая осень. Ночь. Улица Седова.
– Ну что, Сань, будем ждать на этой остановке? – спросил я у кореша, пытаясь согреть теплом изо рта замерзшие руки. И хотя мой друг был одет ещё легче, чем я, да и телосложением он был скромнее, он, почему-то, чувствовал себя на улице сегодня более уютно. Или просто терпения у него было больше?
– Ну да, – ответил Саня Крах, усаживаясь на обшарпанную остановочную лавку. – Давай тут. Палева нету и ночник рядом. Ништяк. Ща, какой-нибудь синяк погребет. Доц, дай сигу.
Окоченевшими пальцами я залез в карман своей косухи и достал оттуда мятую пачку папирос «Беломорканал». Выстучав из неё одну папиросу, я протянул ее приятелю.
Саня поморщился. Мой друг предпочитал курить солидные сигареты, но вот уже несколько дней с баблом у него был сильный напряг – он потерял работу продавцом на Звёздном рынке, и временно перебивался гоп-стопами.
Крах нехотя взял у меня беломорину, и, сунув в рот, прикурил.
– Как ты куришь этот навоз? – раскашлявшись, проворчал Саня.
– Мне нормально, – ответил я, тоже закуривая. – У меня почти все дома Беломор курят. Дёшево и сердито.
К тому моменту, когда курить начал я, мой отец курить бросил. В нашей коммуналке остались курящими моя мать и соседка Тамара Петровна – обе курили Беломор.
Время шло. Мы сидели и ждали.
За прошедшие минут сорок, что мы провели на этой троллейбусной остановке, к ночному ларьку подошли только два человека: какой-то молодой парень лет двадцати пяти, купивший сигареты и бутылку Спрайта, а также старик с псиной – он ушел домой со шкаликом «красной шапочки»10.
Но всё это было