В такт двигался мальчик – крутился вокруг себя, очерчивая мешочком на веревке окружность – море, подзывая в сети рыб и рыбок. Асет выглянула из окна.
… – Одним выстрелом ты остановишь человека, – заметил Ахмад. – Но – вряд ли остановишь время. Вы не боитесь, что станет только хуже? Что на его место придет другой – дважды шайтан?
Гость нахмурился:
– Ты знаешь, Ахмад, я не люблю лишних слов и рассуждений. Я знаю одно: он проклят. И если оставить все, как есть, это проклятие ляжет несмываемым пятном на весь народ. Уже сейчас трупы находят прямо на улицах – когда такое было? Молодые шакалы, которых из школ повыгоняли, щеголяют ворованным оружием, стреляют на улицах. А он говорит про свободу и веру! И люди – люди слушают его, Ахмад! Многие боятся. Некоторые считают, что в чем-то он прав – а ты знаешь сам, как быстро слабый человек соглашается на большое, начав с малого. Есть и те, кто не забыл депортацию. Правда, таких немного…
Гость закашлялся. Был он немногим моложе хозяина – и долгий тяжелый разговор давался непросто.
Ахмад долил чай в чашку. Ответил:
– Я тоже не забыл.
…Веревка кружилась все быстрее. Джамал пел – еще громче. Асет позвала – он не услышал.
…В комнате несколько минут слышен был только мерный ход часов. Наконец гость спросил:
– Что мне сказать людям?
Ахмад отодвинул пустую чашку. Сказал:
– Скажи – нужны будут деньги. Хорошие стволы. Через неделю приеду. Поговорим, как следует.
Гость кивнул:
– Да, Ахмад. За это можешь не беспокоиться.
…Теперь его голос звенел, врывался в обычную дневную речь аула, ширился, разлетался далеко. Во двор стали заглядывать люди – смотрели и уходили, посмеиваясь, а то и качая головой: громко пел Джамал. И кружился – уже так быстро, что веревка визгливо вспарывала воздух, мешочек с камнями летел за ней, а в самом центре крутился вокруг себя мальчик, выкрикивая непонятные слова. Асет попыталась подойти к нему – куда там! В ужасе ждала она Ахмада – муж не выносил сцен. Но – что же делать? Как остановить эту пляску, все сильнее отдающую безумием? Женщина смотрела на мальчика, снова и снова звала его. И тут услышала сверху – строгий и, кажется, раздраженный голос мужа:
– Что там такое у вас? Телевизор что ли на улицу вынесли?
Асет, не помня себя, бросилась к Джамалу. Она не поняла, что произошло – просто вдруг не стало хватать воздуха и она упала. Остановился Джамал.
Веревка туго затянута на морщинистой шее. На сбившемся платке – пыль. Неказистое старое тело – на земле.
На одну руку Асет попыталась опереться, чтобы встать. Второй пробовала освободиться от веревки на шее. Джамал бросился к ней:
– Бабуля, бабулечка моя!
Он плакал, отряхивал ее, поднимал, стягивал с шеи веревку, тут же целовал ей руки, просил прощения, захлебываясь рыданиями. Асет вставала тяжело, по-старушечьи, медленно приходя в себя. И тут увидела: на крыльце стоял Ахмад – и смотрел