пережидаю слабость, подтягиваю одну ногу, потом вторую. Отдохнув ещё два раза, встаю.
Пятнадцать минут проклятия и боли. Лицо горит, но это не страшно, куча мелких ушибов почти незаметны по ощущениям. Хуже другое ‒ страх. Признаюсь сам себе в страхе, только ощутив изменения в теле, сила +1. Только получив то, о чём мечтал, признаюсь себе, что дрожь вызывал страх не чувствовать свое тело. Хватит с меня. Я выиграл этот раунд. Пора домой.
Темнота длится несколько секунд. Боль уходит. Открываю глаза, крышка капсулы поднимается вверх. Тело чуть затекло от напряжения. Всё нормально, не замуровали. Вдох полной грудью. Я дома, всё нормально. Лёжа проверяю ноги. Сгибаются. Это лишь игра. Всё хорошо. Так, кофе, сигарет и телефон. Вперёд!
Поднимаю своё тело в вертикальное положение. Путь на кухню возвращает меня в мир живых и здоровых. Пока чайник закипает, я на кухонном полу делаю разминку. Тело полностью моё, привычное и всё хорошо. Только воспоминания продолжают меня ломать. Память подсовывает те безумные ощущения, когда кашель давил легкие, вода, не желая, выходила из лёгких. Тело не слушалось меня, ног и рук я не чувствовал, не было боли, не было вообще никаких ощущений. Только зрение, слух, мысли. Я тогда попросил ребят закинуть меня в воду, заходить самому было холодно. И двое качков суммарным весом под двести сорок кг мышц выкинули меня на шесть метров выше воды. Глубины не хватило, и я воткнулся головой в камень. Когда меня вынули из воды, я был в сознании. Только тела уже не было. Помню, как стоял на берегу в руках напуганных ребят. Как подбежала сестрёнка с напуганными глазами. Её глаза заставили меня работать. Страх, паника, всё ушло, остался лишь я и беда. Я тогда отправил Соньку за кипятком. Нафига он был нужен в +30 на пляже, неважно. Важно было её занять чем-либо. Сам опустился на землю, лёг. Один из ребят по моей команде прошёл пальцами по спине от шеи до таза – оказалось, весь позвоночник сложился. Позвонки стояли в упор друг к другу. Эта новость повергла в лёгкий шок. Никто не знал, что делать, и люди замолчали, стоя вокруг меня. Сонька опустилась на колени рядом со мной с ковшиком кипятка в руках. В глазах ‒ страх и надежда на мою команду, приказ. Я всегда был сильным и решительным, для неё тогда я был опорой и силой. Её глаза дают мне сил. Я любил её и обязан был встать, умереть или встать. Я не вправе лежать и умирать на её глазах. В тот раз я встал. НЕ чувствуя тела, не имея никаких ощущений. Встал мышцами и силой воли. Чёткие короткие команды разогнали людей. Один разворачивал мою машину, другой скидывал шмот в багажник. Соня встала под моей правой рукой, и я оперся на неё. Ей так было проще, чем просто смотреть, я давил рукой ей на плечо только для её спокойствия. Потом гонка в Клин, там мануальщица всё мне вправила. Два перелома и девять выбитых позвонков. Но боль так и не вернулась ко мне тогда. Потом Москва, склиф, и меня привязывают к кушетке с диагнозом «позвоночник заживёт спустя пять-десять лет». Это было страшно, безумно страшно смотреть, как дверь одиночной палаты закрывается. Отец и врач не услышали меня. Я требовал отпустить