силами не смогли уговорить её переодеть мужа. Когда катафалк медленно и чинно тронулся с места, бабушка решительно потребовала у ошарашенного шофера: «Быстрей давай! Так скоро, как можешь». Не менее изумленные Гаишники не тормознули ритуальную машину, и последний путь покойник проделал с ветерком, только вывалился разок, а так ничего – живенько. Живенько же и закопали, так что никто не только заплакать, но и последнюю горсть земли бросить на могилу не успел.
Дома ждал традиционный поминальный стол. Смущенные родственники молча выпивали и закусывали, думая, как бы потихоньку испариться. Но потихоньку опять не получилось. После третьей Арина приказала приглашенному гармонисту играть, а всем петь и первая запела. Народ засмущался, но подхватил. На этом пункте план мести полностью исполнился, но помилование изменнику не было даровано до конца её дней. Как до конца дней она пила свою наливочку, сама справлялась по хозяйству. Вскрытие показало, что легкие давно разложились, и совершенно непонятно, чем она дышала столько времени, почему ни разу не кашлянула и не пожаловалась на боль или недомогание. И какой после этого мог быть домовой в доме бабушки Ори, и что хорошего можно было ждать от его предсказаний?
В доме моей бабушки Даши «хозяин» был нравом в хозяйку – обстоятельный, спокойный. Без нужды не беспокоил, за всем присматривал.
Дом отчима помнил много страшного, хранил семейные тайны, приоткрывая иногда неожиданно через разные знаки маленькую щелочку в прошлое или будущее. Домовой был старый, задерганный. К посторонним относился недоверчиво, иногда предвзято. Помнил, наверное, ночные визиты непрошенных гостей, когда уводили ни в чем неповинного отчимового отца. Был он управляющим государственного банка, коммунист, само собой. Служащая одна, молодая девица, вступила с кем-то в случайную связь до замужества и забеременела. «Связной» жениться не пожелал, и она свела счеты с едва начавшейся жизнью. Все бы ничего, но была она комсомолкой и дед, как старший партийный товарищ обязан был следить за её моральным обликом и, соответственно, интимными отношениями. Умер от сердечного приступа в тюрьме. Все, как у всех. А у бабушки на руках три студента – отчим, его старший брат и младшая сестра. Пока оставалось что продать, было полегче, потом устроилась работать на мясокомбинат и выносила под одеждой мясо. Продавала, деньги посылала детям, сама голодала. Умерла от «заворота кишок», наевшись после долгого недоедания жареного краденого ливера.
Недоверчивость духа иногда была чрезмерной и доставляла море хлопот. Однажды осталась у нас ночевать отцовская двоюродная сестра Надежда. Спать легла почему-то со мной в проходной комнате. Едва мы заснули, раздался Надин заполошный крик. Прибежали родители, свет включили. На все вопросы отвечала одно:
– Душит, душит!
Кое-как угомонилась, но едва погасили свет, раздался вопль:
– Рядом садится, задушит.
Так повторялось несколько раз. Наконец, и я его увидела. Он действительно присаживался на край нашей постели и нависал над Надеждой. Тут отец, чтобы успокоить сестренку,