экзотического, может быть, пахнущего восточным базаром, турецким кофе и амброй с примесью сухих розовых лепестков.
Он перенесся мысленно к Мэй и стал думать о том, на что будет похожа ее гостиная. Он знал, что мистер Уэлланд, который все это время вел себя «очень красиво», уже присмотрел новенький дом на Восточной Тридцать девятой. Район считался отдаленным, и цвет дома был ужасный, потому что выстроен он был из желто-зеленого камня, которые архитекторы помоложе стали использовать в знак протеста против однообразия нью-йоркской застройки: повсеместно применяемый темный песчаник окутывал город тьмой, словно погружая его в холодный соус из шоколада. При этом водопровод и канализация в выбранном доме были выше всяких похвал. Арчер намеревался попутешествовать, а вопросом о доме озаботиться потом, однако Уэлланды, хоть и одобрившие длительный медовый месяц в Европе (и даже возможный план всю зиму провести в Египте), были твердо уверены в необходимости иметь дом, в который молодожены могли бы въехать сразу же по приезде. Молодой человек чувствовал, что судьба его решена бесповоротно и решение скреплено печатью: каждый вечер до гробовой доски суждено ему входить в этот желто-зеленый особняк, подниматься между чугунными перилами в античного стиля вестибюль, а оттуда в холл, обшитый желтыми деревянными панелями. Дальше воображения не хватало. Он знал, что верхняя гостиная имеет эркер, но как распорядится им Мэй, представить себе он не мог. Она с такой охотой, так весело подчинялась стилю гостиной Уэлландов – лиловой с желтыми вкраплениями, с псевдобулем мебели и позолоченными горками, где выставлен современный саксонский фарфор, что он не видел причины, по которой она могла бы в собственном своем доме захотеть чего-нибудь иного. Утешала только мысль, что, может быть, она разрешит ему на собственный вкус обставить хотя бы библиотеку, и тогда там, конечно, мебелью будет «настоящий» истлейк, а книжные шкафы будут простые – без стеклянных дверец.
Вошла пышногрудая горничная, задернула шторы, поправила полено в камине, утешила его негромким «Verra-verra». Когда она вышла, Арчер встал и начал ходить из угла в угол. Сколько можно ждать? Это становится попросту глупо! А если он неверно понял мадам Оленска? Возможно, и не было никакого приглашения?
За окном вдруг послышался стук копыт; лошадь ходко шла, копыта звонко били по булыжной мостовой, и звук этот на тихой улице разносился далеко и был четок и явственен. Возле дома копыта смолкли, и он услышал, как хлопнула дверца экипажа. Раздвинув шторы, он выглянул в сгущавшиеся сумерки. Напротив окна был уличный фонарь, и падавший от него свет позволил разглядеть небольшой и ладный, влекомый сильным чалым конем английский экипаж Джулиуса Бофорта и самого банкира, который, спрыгнув, подавал руку мадам Оленска.
Держа шляпу в руке, Бофорт что-то сказал даме, но, получив, видимо, отрицательный ответ, пожал ей руку и вспрыгнул обратно в экипаж, в то время как она направилась к крыльцу.
Войдя в гостиную и увидев в ней