это самая большая глупость, которую я когда-либо слышала. Такая дурацкая выдумка. Все равно что… э-э…
Я оглядываюсь, замечаю зубные щетки в умывальнике, достаю свою, держу ее у папы перед носом и продолжаю:
– Это все равно что сказать – пользоваться этой зубной щеткой можно, только если у тебя зубы чистые. Или… или… можно пользоваться лаком для ногтей, только если ногти уже накрашены. Твоя машинка – отстой. Верни ее в магазин.
– Боюсь, теперь это не так просто сделать, – говорит папа устало. – Тем более она намертво застряла в твоих волосах.
Он забирает из моей руки зубную щетку, поднимает свою и стакан из умывальника. И меня вдруг разбирает смех. Марту тоже. Вот я вижу папину недовольную физиономию и начинаю громко хохотать. Марта тоже смеется, прикрывая рот рукой. Я вижу, что щеки у нее покраснели от смеха, который она пытается сдержать. Папа переводит взгляд с меня на Марту, качает головой и выходит. Тут мы одновременно прямо взрываемся от смеха. Я сажусь на унитаз и хохочу так, что трясусь всем телом, у меня перехватывает дыхание, а машинка прыгает на голове. Марта от смеха не может стоять, она наклоняется вперед и садится на корточки. Я хохочу, и время будто остановилось. Все куда-то уплыло, остались только мы, нам весело, и я хочу, чтобы это никогда не кончалось.
Но вдруг до меня доносится папин кашель. Марта продолжает хихикать, а я прекращаю в одну секунду. Словно кто-то нажал на кнопку. Я знаю, что папа иногда курит, когда меня нет рядом. И мне это не нравится. С меня довольно умерших родителей. Еще не хватало, чтобы папа заболел раком. Он снова открывает дверь ванной и, кашлянув пару раз, вымучивает из себя улыбку. Но я не улыбаюсь в ответ.
– Саша, что с тобой делать? Почему ты так себя ведешь? Почему не сказала мне, мы бы сходили в парикмахерскую?
Я пожимаю плечами.
– Ты бы не разрешил. Я знаю. И я подумала, что так будет лучше. И что получится хорошо.
Папа закатывает глаза. Марта виновато смотрит на него, у нее светлые вьющиеся волосы. К тому же ужасно длинные. И главное, все одинаковой длины.
– Но у тебя и было очень хорошо. Правда.
Папа приносит кухонные ножницы и отрезает прядь волос с машинкой – большое облегчение. Потом вздыхает и уходит в кухню. Я смотрю в зеркало. Короткий ежик стоит торчком. За ухом волосы такие короткие, что сквозь них просвечивает кожа. В этом месте она покраснела. С другой стороны волосы, как и прежде, падают на плечо.
– Зато уникальная прическа!
Марта старается говорить веселым голосом.
Я гляжу на себя.
– Ну да, похожа на сумасшедшую.
– Волосы отрастут!
– Ну да.
Марта смотрит на меня виновато.
– Это всего лишь волосы.
– Ну да.
Марта продолжает серьезным тоном:
– Волосяные луковички остаются до конца жизни, из них вырастут новые волоски. Только представь себе.
– М-м-м-м.
– Могло быть хуже.
– КАК? Как могло быть хуже?
– Ну… Как у Дональда Трампа.
Я задумываюсь на секунду и воображаю УЖАСАЮЩУЮ картину. Нет ничего хуже прически Трампа.
– И