шкурки, жаба, сошьют отличные сапоги, – Зил улыбнулся ему так радостно и широко, что губам больно стало и челюсти едва не свело. – Для владыки Моса. Одна пара у него есть, я лично видел. Ты будешь на подмену.
Речи лешего не понравились не только полукровке, – тот сильнее задергался и яростнее зашипел – но и щукарцам.
– Что ты там бормочешь про князя, падаль?! – к нему шагнул престарелый ловец вьюнов и ударил по лицу дрожащей ладонью сплошь в пигментных пятнах. – Не смей поминать князя, светоча, опору нашу!
– Кто-нибудь, заткните ему рот! Ортис, чего ты медлишь?! – раздалось со всех сторон. Людей, готовых выпить с лешим из одной братины, чествовавших его за столом, будто подменили: вместо улыбок и смеха – перекошенные рожи и скрежет зубовный.
– Я не предатель, – едва слышно прошептал Зил, потому как в горле стало сухо. – Я свой. Очнитесь, чистокровные. Что вы делаете?..
Его слова лишь раззадорили щукарцев: тычки и пощечины стали ощутимее, лешего разве что ножами еще не резали и вилки под ногти не втыкали. Он был обречен. И тем сильнее ему хотелось вырваться из западни.
Ортис поднес отравленную кость к его лицу:
– Ты будешь умирать долго-долго. А начнем мы с твоих глаз. Целых два глаза – это слишком много для одного предателя.
Помеченный черным кончик кости приблизился настолько, что Зил почувствовал, как острие коснулось влаги на поверхности зрачка. Толпа радостно заулюлюкала. А вот Ларисса почему-то смотрела на пленника неуверенно и даже вроде бы с сочувствием, будто не по ее обвинению его вот-вот казнят.
В воздухе над щукарцами – не иначе лешему из-за волнения померещилось – повисла зеленоватая, едва различимая дымка, а потом резко, будто перерубили опоры, ее державшие, она рухнула на толпу, мгновенно окутав собой рыбаков и их жен, только детей не достала, потому что они ниже ростом. Зажав ладонями рты и носы, малыши в страхе ринулась прочь. Да и было чего бояться – вон лица родителей превратились в каменные маски: ни одна мышца не дернется, губы чуть разомкнуты, глаза не моргают. Вдох – потоки спор ворвались в щели ртов, втянулись в ноздри. Выдох – и щукарцы молча в едином порыве опустились на колени.
Завораживающее зрелище. У Зила холодок прошел по спине. Значит, ему все-таки не привиделась зеленоватая дымка. Это споры были в воздухе, пыльца какая-то, способная влиять на сознание чистокровных. Все взрослые щукарцы разом лишились воли, Ортис тоже. Одна лишь Ларисса замешкалась, оказав сопротивление пыльце: ее лицо стало бесстрастным не сразу – целый миг глаза девушки яростно блестели, затем на лбу выступили капли пота и ярко-фиолетовые радужки потускнели, и только тогда, присоединившись к сородичам, она хлопнулась на колени.
Как только все щукарцы подчинились неведомой лешему силе, зеленое облачко устремилось к нему самому.
Вдохнув побольше воздуха, он дунул на облачко – его отнесло от лица всего на четверть меры и тут же швырнуло обратно. Зеленая пыльца