Вон там, кажется, дугою выгнула хвост Большая Медведица. Выше Малая должна быть – не видать.
Наверное, не спит и смотрит в небо звёздное моя Наташа, в тонком, китайского шёлка, пеньюаре у раскрытого окна. Иль из кровати, притиснув уснувшую Катюшу. Что будет с вами, милые, если не сумею выбраться из этой ямы выгребной?
Едва рассвет обозначил контуры помещения, поднялся на ноги. Мне хотелось проверить свербевшую в повреждённом черепе мысль: можно ходить – головой вертеть нельзя.
Поднялся и прошёл, как истукан – прямо лицо, ни взгляда в сторону. Присел, развернулся на корточках, поднялся и в обратный путь.
Хожу. Хожу! И пол из-под ног не скачет, и голова при этом не вальсирует. Главное – не делать ею резких движений.
Это открытие не должно стать достоянием гласности. Пусть бичи по-прежнему считают меня беспомощным. Потому, находившись, сел у стены и принялся ожидать пробуждения Кащеевны иль смены караула. Но манили, как запретный плод, оконные проёмы. Хоть одним глазком взглянуть с высоты второго этажа на окрестности. Может, город увижу, и буду знать, в какой он стороне. После неудачи с лидерством, вернулась мысль о побеге.
Поднялся на ноги, пошёл. По телу холодок – а ну, как кувыркнусь в окно второго этажа, и мордой – обо что там? Ткнулся в межоконную стену, спустился на пол – без выгибонов, так надёжней. На четвереньках добрался до проёма, уцепился за кирпичную кладку, высунулся наружу. Вижу карьер, справа цех, слева темнеет котельная….
Вот башкой крутить нельзя – тошнит. Где же город?
Вижу карьер, дорогу, лес…. и зарю за ним. Там должен быть город – ночное зарево огней. Вспомнил: я уже был возле поганого карьера и на щебзавод с Рамкуловым заглядывали – в планах было реанимировать производство.
Далековато. Идти вокруг карьера, потом через лес, кладбище. Можно по дороге, но так ещё дальше.
План побега созрел – нужно подгадать момент, когда бичи опять упьются, ноги в руки, голову прямо ….
Дневного сторожа для меня не нашлось.
– Можа ты? – спросили Надюху.
– Да толку-то – не мужик ён, не му-жик.
– Дак что же, здесь запрём?
– А если сиганёт в окно?
– Убьется – туда дорога.
– Дак мы же за него выкуп хотели.
– Сдаётся, ни хрена нам за него не дадут.
– Тогда чего валандаться – башку разбить да и сожрать.
– Обожди с башкой, – вступилась Надя. – Сам помнишь, как прибился – ради Христа просил. Два дня подряд жрал всё, что ни давали – едва сумели накормить. А этот скромненький, не просит ничего.
– Так запирать-то будем?
– Запрём, а там будет видно: сиганёт, так вечером со свежениной будем.
Я сидел ко всему безучастный, спиной к стене и вытянув конечности. Только мысли скакунами вдаль неслись – вот он момент: один и без охраны. Задача, правда, усложняется: второй этаж не первый, но и не третий, слава Богу.
Меня заперли и ушли.
Подобравшись к окну на четвереньках, украдкою смотрел, как бичи гуськом покинули территорию завода, и пошли в обход карьера. Справа пошли,