тяжело, зафыркал, затем собрался с силами, приподнял одно веко и глянул на людей в салоне. Никто не пошевелился. Словно бы они уже были мертвыми, заранее, но нет, конечно, нет, мертвыми они будут другими – изуродованными, разодранными кусками костей и мяса, все они, и этот старик рядом и его… Цин насилу прервал поток мыслей и всунул банку в выемку в ручке кресла.
На выходе из бета-пространства, в системе Тора, подступила тошнота, и снова все вокруг поплыло, стало мутным, как на картине с широкими мазками. Но постепенно углы заострялись, стены выравнивались.
Кого-то позади вырвало в «блевотник» – отверстие в сиденье. Снова в салоне загудели бледные люди. Корабль вошел в атмосферу Гаммы Тора, засиял и пошел на посадку.
Цину стало тяжело дышать. Как будто что-то толкало в грудь, как будто окаменели легкие, и не стало воздуха, и вокруг удушающий вакуум и толпа голодных людей. Цин не заметил, как корабль прорезал облака, замедлился, выровнялся и пошел туго спускаться на площадку для посадки.
Шумели дети, один швырнул в другого игрушку через несколько рядов, мать громко охнула, старик, возле которого упал снаряд, добродушно засмеялся. Мужчина впереди опять включил свои графики, а парочка позади теперь читала научные стихи. Парень в стороне громко рылся в своей сумке и беззвучно ругался. Все наполнилось жизнью, и один Цин ощущал себя мертвецом. Тело не слушалось, превратилось в гранит, холодный, отталкивающий.
Снизу скрипнуло, пассажиров вдавило в сиденья, а потом немного подбросило. Корабль сел.
– Корабль прибыл на планету Гамма Тора! – сказал голос через громкую связь. – Остановка пятнадцать минут!
Сообщение повторилось трижды, но Цин не услышал его и в первый раз. Его трясло, по салону в полумраке приглушенных светильников ползли тени, и холод цеплял за ноги – там, где грели кондиционеры. Нужно выходить. Всем!
Старик рядом потянулся и негромко сказал сидевшей через проход старушке:
– Пойду воздухом подышу.
И встал. Поднялось еще несколько человек тут и там, кто-то шепотом прощался.
Как?!
Цин привстал с трудом, как поломанный. И хотя в салоне было тепло, его бил озноб.
«Воздухом подышу»?!
Почему они остаются сидеть?! Почему не уходят?!
Лишь эти… трое, четверо, там еще двое, нет, один из них тоже оставил сумку. Двое с ребенком шли из носа корабля – и всё!
Всё!
Остальные пережидали короткую остановку на своих местах! Остальные летели дальше! Никто не собирался выходить из звездолета, а многие и вовсе дрыхли себе дальше мерзким, сладким и беспечным сном, усыпленные масками!
Цин поплелся по коридору, а в глазах его все мутилось. Людские лица растекались кофейной пеной, голоса слились в режущий гул, ледяной и прерывистый. Ноги шаркали по полу, и он никак не мог их поднять. Казалось, прошло всего мгновение, доля секунды, ничтожная в минус бесконечной степени доля секунды, а он уже стоял у выхода, и на него дохнуло таким