ит жить спокойно и ничего не бояться – то была заслуга Симона, её мужа, владельца адвокатской конторы.
И это ничего, что он настоял на том, чтобы она после свадьбы забрала документы из юридического и посвятила свою жизнь ему, взявшись с энтузиазмом за домохозяйство, радуя мужа изысканными блюдами. Главное, он дал ей почувствовать, что значит жить безо всяких фобий. Теперь она не баррикадировала дверь, как в детстве – так в своё время учили её родители, они считали, что за пределами дома бродят духи, способные причинить вред семье. Они внушали ей, будто она должна быть начеку круглыми сутками – ведь никогда не знаешь где подстерегает опасность.
Родители не одобрили бы её замужества, будь на месте Симона кто-угодно. Появление чужого мужчины в семье только усилило бы в них беспокойство, но судьба распорядилась по-своему: за год до знакомства с Симоном умерла мать Норы от сердечного приступа, а затем через три с половиной месяца за ней ушёл отец.
Симон, замечая в избраннице угнетённость от пережитого в детстве, настоял на психологической помощи и отыскал хорошего специалиста, чтобы Нора могла хоть немного забыть о своём травмирующем прошлом.
– Мои родители всегда чего-то боялись, – вспоминала Нора. – Им кто-то сказал, будто зло от дома отпугивают формы из стекла. И чем больше будут размеры этого стеклянного оберега, тем он сильнее. В течении двух, а может трёх лет они собирали стеклянную тару – бутылки: из-под шампанского, зелёные, прозрачные – любые, затем выстраивали из них фигуру в нашем дворе, скрепляли каждую бутылку между собой… Это уродство выросло метров до полутора. Мои родители были далеки от искусства – женщина из стекла напоминала поделку школьника: бесформенная, со скошенным ртом из чёрных набитых осколков… Когда я сказала, что она похожа на старую ведьму, они разозлились и наказали меня.
Ужин на две персоны был по случаю девятилетия брака. Напротив стола, залитого озёрами эпоксидной смолы, полыхал языками пламени электрокамин с большим трёхгранным экраном. Его включали, чтобы создать определённую атмосферу. Симон слушал жену всякий раз с долей сострадания на лице, давал ей выговориться. За его киванием Нора не замечала, что на самом деле сейчас он думает о работе и других проблемах, и всё-таки она не умолкала:
– Слышала, когда сносили наш деревянный дом, экскаватор выкопал яму и столкнул туда стеклянную ведьму. Затем засыпал землёй… – Нора задумчиво вращала бокал. – Сумасшедшие… Они считали, что гора пивных бутылок защитит нашу семью от бед. Скорее вышло наоборот – это пу́гало стало проклятием для нашего района: ветер задувал в открытые горлышки, и в сильные ветра она гудела так, что спать было невозможно. Но соседи не могли понять откуда доносится бесящий звук, действующий на нервы, потому что родители к нам во двор никого не впускали. У нас никогда не было гостей.
– Ладно. Это в прошлом. Ты сказала, что нашла себе занятие… – Симон подлил жене вина.
Нора просияла, тут же отбросив предыдущую тему. Раз уж она не имела права работать, так как эта ниша была намертво отвоёвана мужем, то увлечения, пусть невинные, улучшали ей настроение.
– Я давно собиралась написать книгу…
Симон сначала усмехнулся, затем обдумав всё взвесил и дал добро, заявив:
– А что? пиши себе на здоровье! – Он допил остатки вина, промокнул губы бумажной салфеткой, поднялся из-за стола. – Я спать!
Нора проводила его обескураженным взглядом, проследила, как плотно он закрывает за собою дверь спальни – от образовавшейся тишины в ней снова возникло чувство одиночества и слабости. Её ждала гора немытой посуды, которую требовалось сложить в посудомойку. И тоска, и постоянно возникающие из ниоткуда странные вещи… Вот и сегодня, в очередной раз накладывая перед зеркалом ночной крем, она заметила синяки в области шеи. Когда она разглядывала себя немногим раньше, одеваясь к ужину, на этом месте не было ничего. Возможно у неё проблемы с сосудами.
***
Адвокатская контора Симона была на хорошем счету, в неё обращалось много клиентов. Сам он брался за выборочные случаи, до сих пор никому не ясные – по какому критерию он их отбирает. И всё же Симон, тридцативосмилетний адвокат, чертовски не любил проигрывать в суде. В присутствии участников заседания он сдерживал себя, но затем, оставшись один, давал волю демону, сидящему в нём – он мог, оказавшись в своей машине, начать истошно орать, бить кулаком об руль, выкрикивать проклятия… Но если кто-то приближался, он опускал стекло натянуто улыбаясь и начинал изображать саму любезность, внимательно слушая подошедшего.
Он уделял слишком пристальное внимание своему внешнему виду и был всегда гладко выбрит. Предпочитал одежду в холодных тонах: синий пиджак обтягивал остроугольное тело – таким он казался из-за худых плеч и локтей, выставленных наружу, особенно во время произнесения речей в суде, бледно-голубая или голубая рубашка – она должна быть проглажена Норой безупречно, иначе он рискует оказаться в проигрыше: с его слов, любая замятость способна погубить всё дело. Симон был жгучим брюнетом с хладнокровным орлиным взглядом из-под чёрных густых бровей – взглядом хищника, парящего над мертвечиной.
Его жена