актера. Хочешь меня бросить? Пожалуйста, бросай. Но учти: меня подберут мгновенно. Я и земли коснуться не успею". И, похоже, все время оказывался прав.
"А знаешь ли ты, дражайший друг мой, сколько раз я официально, учти – лишь официально, был женат? – спрашивал порой Генрих Романович, поймав кого-нибудь из младых воспитанников драмкружка. – Пять. Недурственно, да? При том, что в СССР разрешается только четыре". "А как же тогда?..", – спрашивал озадаченный школьник. – "А вот так. Пятой моей женой была сотрудница загса – та самая, которая оформляла мой четвертый развод. Тогда она меня и полюбила. Глянула на меня – и потеряла себя навеки!.. Не смогла устоять перед моим обаянием. Она сама наш с ней и брак и регистрировала. Должностное преступление, по сути, совершила, закон нарушила – и все из-за любви ко мне. Вот так-то, достопочтенный мой".
Нынешней спутницей маэстро была замдиректора Дома культуры – строгая некрасивая женщина с буйволицыным задом, которую Генрих Романович заискивающе называл "моя Минерва". Когда мэтр Пуповицкий в первый раз наградил замдиректора этим интимным прозвищем, то получил в ответ благодарную оплеуху: суровая замша, плохо знакомая с древнеримской мифологией, углядела в "Минерве" параллели то ли со стервой, то ли с курвой (именно это, представьте, она там и углядела). Но узнав, что прозвище восходит к образу покровительницы искусств и, более того, – богини, темпераментная подруга Пуповицкого сменила гнев на милость, согласилась быть Минервой и даже разрешила поцеловать себя в шею. Неизвестно, была ли освящена их любовь работниками регистрирующих органов, были ли сызнова украшены страницы Генрихова паспорта живописным загсовским клеймом, однако "Минерва" обращалась с Генрихом Романовичем, как с законным супругом, полностью подчинив себе его бунтарский разум и волю. Что не мешало маэстро за глаза называть замшу соседкой. "Почему "соседка"? – спрашивали Пуповицкого удивленные коллеги. – Вы же вроде вместе живете?". "Потому что соседка по кровати", – кисло отвечал Генрих Романович.
О том, каким образом судьба бросила его, гениального артиста и всесильного дамского соблазнителя, в объятия этой тяжелой во всех смысла слова женщины, и вообще – в этот город и в этот Дом культуры, Пуповицкий рассказывал без энтузиазма, но подробно. Как и в истории почти полуторавековой давности с гвардейским штаб-ротмистром, виной всему, разумеется, была женщина и ее не в меру ревнивый супруг. К несчастью, ревнивец занимал пост художественного руководителя театра, где имел честь служить блистательный Генрих, от которого жена худрука, как несложно догадаться, совершенно потеряла голову. Ее не смущало то обстоятельство, что ее избранник был официально женат, и, что было еще более удручающим, не питал к ней ответных чувств. "Я в то время любил совсем другую женщину – дочку одного архитектора, мы тайно встречались с ней несколько раз в неделю, – вспоминал Генрих Романович. – Естественно, как человек честный и порядочный, закрутить два