что боль покинула ее тело.
Девушка несмело вошла и ахнула, увидев княгиню перед раскрытым окном, в которое пробиралась утренняя сырость.
– Вы уже на ногах! – воскликнула она. – Вам же лекарь Абеляр запретил до родов вставать с кровати. Вы ведь уже на последних сносях.
– Да не нужны мне его советы, – отмахнулась Ингиге́рда. – Если бы я их слушалась, весь последний месяц пролежала бы кулем в постели, отлеживая бока. Не знаю, зачем князь выписал его из Царьграда.3 Мы прекрасно обходились своими знахарками и повитухами.
– Засвети огонь, – попросила княгиня, – и помоги мне дойти до кровати. Что -то ребенок слишком давит, небось на свет божий торопится.
Став женой Ярослава, она, глядя на него, приучила себя быть сдержанной в проявлении чувств, и это ей удалось. Да и вообще Ингиге́рда многому у него научилась, особенно справедливости и умению не проявлять понапрасну ни своей любви, ни вражды.
Под настырным солнечным лучом на ее руке вспыхнул изумруд в золотом перстне, привнеся в душу толику необъяснимой радости. Княгиня улыбнулась, подумав, что это добрый знак. В ближайшее время ждать Ярослава было еще рано, значит, знак касался ребенка, который мог родиться если не сегодня, то завтра.
Любава бережно довела ее до кровати и помогла лечь в постель.
– Как дети? – спросила её княгиня и улыбнулась. – Чувствую, что скоро у них появится брат или сестра. Хорошо, если бы князь быстрее воротился. Пусть даже ненадолго, как он это делает в последнее время. Не только в государстве, но и в доме нужна мужская рука.
– Так рука у вас тоже крепкая, не надо богов гневить, – сказала Любава, зардевшись от несвойственной ей смелости.
– У нас теперь один бог, – поправила девушку княгиня. – Вон посмотри в нишу, где стоит ромейская4 икона, поклонись ей и помолись.
Служанка сразу же выполнила распоряжение, упав перед образом божьим на колени и осеняя себя крестным знамением.
– Вот и славно, – одобрила ее Ингиге́рда, скривившись от боли, которая вновь, словно молния, пронзила ее тело. Она слегка приподнялась, обхватив живот руками.
– Вам плохо? – встрепенулась девушка, склонившись над княгиней. – Может разбавленной с вином воды подать? Так я быстро.
– Не надо, – ответила Ингиге́рда. – Лучше позови повитуху.
– А может лекаря?
– Я сказала повитуху, – повысив голос, недовольно повторила княгиня.
– Агафью или Акулину?
– Агафью. Она всегда у меня детей принимала. И сейчас ничего менять не буду.
– Я мигом, – бросила Любава, крутнувшись на одной ноге и исчезая за дверью.
– Огонь девчонка, – одобрительно подумала княгиня, опять схватившись за живот.
Вскоре явилась Агафья, женщина под пятьдесят. Она окинула княгиню спокойным и твердым взглядом. Небольшие слегка выпуклые губы изогнулись в приятной