овый сосед сверху все бил и бил сваи. Нет, я ничего не утверждаю. Возможно, просто заколачивал очень большие гвозди. Или прыгал с дивана в чугунных ботинках. Ну и ладно. Если он водолаз или прыгун в длину, ему необходимы постоянные тренировки. Или, скажем, приехал человек с севера, где все дома стоят на сваях. И вот теперь мается, бедняга, тоскует. И колотит самодельные сваи в городской квартире. Сосед почти не спал. Всего три часа в сутки слышался его храп, а после снова удары сотрясали стены, подскакивала на столе уцелевшая крышка чайника.
На третий день по стенам весело заструилась вода. Пришлось доставать сапоги с голенищами до пояса. Правда они не помогли, потому что кот Сенька – пять килограммов растревоженных нервов – спрятался в один так, что и кончика хвоста не было видно, и наотрез отказался вылезать. Я шлепал по лужам в носках, корветом бороздил квартиру, и рубашка парусила за спиной от крепкого встречного сквозняка. Как шлюпки, я сбрасывал на воду тазы и тряпки, и все больше склонялся к версии о водолазе в чугунных ботинках.
Потом пропал свет. Проводка искрила и нехорошо просвечивала сквозь стены. Сенька не показывался. Жив ли он там вообще? Удары не стихали. И я позвонил в полицию. Позвонил бы и раньше, но сосед спал, не хотелось его будить. Да и не дело это, когда полиция приходит на рассвете, не нужно.
– Вас не убивают? – заботливо спросила диспетчер.
Я успокоил, что все в порядке. Почти.
– Хорошо. А то я хотела отпроситься сегодня пораньше.
Голос звучал устало.
Через час зашел участковый. Не прибыл, не явился, а именно зашел, как заходят в гости к старому другу, без звонка и неловкости. Он участливо слушал меня, сокрушался. От ударов сверху вздрагивал.
– Очень я не люблю всего этого, – пожаловался он, – агрессию, негатив. А котика вашего можно погладить?
Вопрос удивил меня, но мало ли. Вдруг им пришло распоряжение сверху гладить всех подозрительных котиков на предмет ношения оружия?
– Погладьте, – говорю, – Сенька, ты живой там? Вылезай с поднятыми лапами!
– Ничего-ничего, я так.
Участковый ласково погладил сапог и отбыл разбираться с соседом, а я остался ждать у открытой двери. Удары прекратились, хотя плечи по привычке вздрагивали. Приглушенные голоса наверху обменялись парой фраз, и участковый лихо промчался мимо вниз по перилам. Я благодарно помахал вслед тряпкой.
Восхитительная тишина установилась в квартире. Она так мягко окутывала меня, так кружила больную голову, что я бессильно прислонился к стене и задремал. А разбудил меня…
– Галеев. У вас дверь не заперта.
Горбоносый и чернокудрый юноша опасливо протягивал руку:
– Помочь вам подняться?
– Лучше садитесь рядом, – простонал я.
Худой и неловкий, он совсем не походил на спортсмена, плетеные сандалии на ногах не имели ничего общего с чугунными ботинками, а прочный загар явно выдавал в нем южанина, значит, тоска по сваям тоже отменялась.
Галеев извинялся. Сбивчиво, стыдливо, но очень-очень искренне, шмыгая шикарным носом и вскидывая руки к сердцу, которое оказалось беззаветно предано науке. Физике и астрономии, если быть точным.
Он показал две гири для весов, большую и маленькую, но обе тяжеленные!
– Я бросал их вместе и порознь с разной высоты и замерял время.
Подброшенные им гирьки грянулись о паркет. Полетели щепки.
– Видели-видели? Они достигают пола одновременно, с постоянным ускорением!
– Поразительно, – заверил я, – А ну еще!
Он радостно подбросил гири еще несколько раз. По батарее застучали.
– С этим понятно. А вода-то откуда? Вы их в воду что ли бросали?
Галеев поскучнел и принялся гладить и почесывать молчаливый сапог.
– Это не я, – признался он, – сосед надо мной берет работу на дом. Определяет объем предметов, погружая их в воду. Примитивно, но действенно. А тут попался большой заказ, пришлось строить бассейн.
Еще раз извинившись, Галеев заторопился уходить. По секрету он признался, что стащил у домоправительницы ключ от чердака и теперь отправится на крышу наблюдать движение небесных светил. Мечта его жизни – открыть планету. Он уж и название приготовил – Алкеста.
– А почему Алкеста?
– Так звали мою сестру. Мы родились в один день и час, судьба отмерила ей всего десять минут жизни. Но ведь зачем-то они были нужны? Я назову планету в ее честь и буду верить, что за тьмой и пространством ждет меня родная душа.
Да, выражался он малость вычурно, но в целом был мне даже симпатичен. А что на этот счет думал безвестно канувший в сапог Сеня, осталось тайной.
Прощенный и сияющий, сосед так легко побежал вверх по лестнице, словно на сандалиях выросли крылышки. Но я вдруг вспомнил:
– Погодите, а что со светом? Почему он отключался?
– Это Коля