день у меня выдался на славу. Может потому, что я бегу на работу по улице, на которой жили и по которой наверняка прогуливались Пушкин и Достоевский, а может потому, что у меня получалось удивительно хорошо лавировать в толпе, не касаясь людей, или потому, что впервые за долгое время с утра на рабочем столе лежало распоряжение директора небольшой сети аптек о том, что заведение наше сегодня никого не обслуживает, ибо у нас учет.
Не суббота, а праздник.
Пока в небольшом холле орудовала наша весьма говорливая уборщица-санитарка Мария Потаповна, я выскочила за кофе и так дразнившими меня всю дорогу ароматом плюшками.
– Ох, милая, – возле запертых дверей аптеки на обратном пути меня встретила, тяжело опираясь на палочку, старушка в легком осеннем темно-синем пальто, берете и вымазанных грязью полусапожках. – Помоги, что-то никак открыть не могу, сил нет, – одна дернула за толстую белую ручку стеклянную дверь.
– Простите, пожалуйста, но мы сегодня не работаем. Чуть подальше есть аптека…
– Милая, – она вдруг схватилась за мою руку, – не дойду. Сердце…
Пожилую женщину мучила сильная одышка, при бледном цвете лица щеки были красными, да и говорила она с большим трудом…
Отказать тем, кто просит помощи, не самая хорошая идея, хотя крайне неприятно, когда меня касаются, но это уже вопрос навыка – умения справляться с нахлынувшими ощущениями. Это не больно, не неприятно в вашем понимании, это просто неправильно.
– Пойдемте, – я распахнула перед ней дверь, подхватив бабушку под локоток, помогла переступить через невысокий порожек и оказаться в залитом светом, чистом холле, где недалеко от входа стоял столик с тонометром и два стула.
– Вот! Садитесь. Сейчас воды принесу, измерим вам давление.
– С-спасибо, милая, – на стульчик она почти упала, хотя старики стараются обычно беречься и резких движений избегать.
Кулер булькнул и наполнил прохладной водой пластиковый стаканчик.
– Так, ваше предплечье, – я аккуратно поставила воду на столик и помогла старушке стянуть рукав пальто, под ним оказалась толстая шерстяная кофта с вытянутыми карманами и тонкая водолазка, когда-то определенно белая, сейчас серая от времени и стирок, пахнуло старостью, совсем немного мочой и какой-то несвежестью. Похоже, за ней никто не ухаживал. И все, что она могла делать – делала сама.
– Так, 100 на 170. Сейчас вернусь, погодите
У нас для таких случаев была отдельная аптечка, старикам много не надо, чтобы давление себе повысить, иногда достаточно ценник увидеть.
– Спасибо, милая, – твердила она, глаза ее были закрыты, руки сжаты в кулаки.
– Сердце ноет?
– Да, но вот села, и вроде бы чуть отпустило.
– Под язык, – я протянула ей лекарство.
Старушка зажмурилась на мгновение, так делают дети, когда получают конфету, только сейчас вместо сладкого леденца была таблетка.
– Ох,