сигарету и закурил. Глубоко вдохнул и выдохнул. После нескольких затяжек перед глазами прояснилось.
– Как я уже сказал, покойница пробыла в канале несколько дней. Ее нашли игравшие на берегу детишки. Думаю, им долго будет не до веселья… – Патологоанатом указал на лицо трупа. – Вот, смотрите.
Карл неохотно склонился над мертвой женщиной, нос и рот которой облепили беловатые хлопья, похожие на засохшую пену. Карл поймал себя на том, что изучает ее лицо дольше необходимого.
Хабер проследил за его взглядом и кивнул, словно отвечая на незаданный вопрос.
– Совершенно верно. У нее шла пена изо рта.
Карл выпрямился и шагнул назад, надеясь, что патологоанатом не заметит его нервозности.
– Значит, женщина была жива, когда упала в воду?
Габер бросил сердцевину яблока в жестяное корыто.
– Причина смерти – утопление, это точно. Наверное, она не умела плавать. Вопрос в том, какого черта она отправилась купаться. Весной. В Ландвер-канал. Вода там двенадцать градусов.
– Самоубийство?
– Похоже на то. Бедняга была потаскушкой, так что жизнь у нее была не сахар.
– Откуда вам это известно?
Габер указал на стол у себя за спиной, где лежала одежда покойницы.
– На ней было блестящее платье и дешевые кружевные подвязки. Кроме того, я обнаружил вагинальные и анальные повреждения, некоторые совсем свежие.
Карл вздрогнул. На что только не идут эти бедные женщины… просто в голове не укладывается. Но он прослужил в полиции достаточно долго и знал, что для некоторых проституция – единственная возможность выжить. Но сейчас его особенно коробила мысль о том, что бедняжка пережила перед смертью.
– Рожавшая? – Он с силой потушил сигарету о жестяное корыто.
– Да. Скорее всего, не один раз.
– Значит, у нее должны быть родственники.
Габер снова кивнул.
– Это уже ваша работа, Норт, – сказал он. – Я бы поспрашивал о ней к югу от Кетенского моста. Скорее всего, покойница жила на Курфюрстенштрассе или в Бюловбогене. Вы наверняка хорошо знаете эти места.
Карл ошарашенно уставился на Габера. О чем это он?! В упомянутых местах процветали алкоголь, наркотики и проституция. После образования Большого Берлина там медленно, но верно расцветал квартал с увеселительными заведениями, грозящий составить конкуренцию Александерплац и Кройцбергу. Что патологоанатому известно?
Только потом Карл понял, где собака зарыта, и громко рассмеялся от облегчения.
– На секунду я подумал, что вы на что-то намекаете.
Габер многозначительно усмехнулся.
– Намекаю? Такому невинному агнцу, как вы? Упаси боже. Но вы, кажется, родом из тех мест?
– Не совсем. Я вырос не там, а неподалеку, – неопределенно ответил Карл, подумав о темных стенах детского дома, палках протестантских сестер и карцере в глубине подвала. Но он быстро выкинул образы из головы. Всю свою взрослую жизнь он только и делал, что подавлял эти воспоминания,