Эрик, ни даже владелец их богадельни. Потом опять ночная – с каким-то концертом и обязательной улыбкой во весь рот. Если, конечно, ее не уволили…
Майя попыталась припомнить хотя бы один случай, когда администраторов увольняли за оставленный в комнате бардак, и не вспомнила ни одного. Можно ли считать привязанный к столу лифчик и валяющееся под столом платье проявлением бардака фрекен Нордин доподлинно не знала. Всяко, терять работу ей не хотелось: последние несколько месяцев именно этот ритм – день-ночь-отсыпной-выходной – помогал ей удерживать шаткое равновесие внутри.
Надо бы позвонить Петеру… Но что сказать? Еще два дня назад подобного вопроса у нее и не возникло бы: их вольные отношения не предполагали каких-либо рамок. Но она и не пропадала надолго, не отказывала, когда он просил. Терпела его невыносимую мамашу, миндальничала с сестрой… Они были удобны друг другу даже тогда, когда он перебирал пива и его член становился слишком мягким.
Майя позволяла ему оставаться здесь.
Сейчас на его месте спал Саймон, который даже понятия не имел о том, насколько ей трудно впускать в свою жизнь новых людей. Петер топтался на этом пороге только потому, что она знала его тысячу лет и была уверена в том, что кое-что ему можно доверить.
Наверное, только сейчас Майя впервые задумалась над тем, насколько узкий вход она сама оставила для внешнего мира, спрятавшись от него за не слишком широкие плечи Петера Снорка. Ей стало до тошноты противно от мысли о собственной паранойе.
Саймон ни черта о ней не знал, потому не стоило ждать, что он оценит.
Селедка была соленой, кофе – сладким, а минуты текли так медленно, как может течь время только после полуночи.
Из раздумий ее вывело отражение Хеллстрема, практически беззвучно возникшее на глянцевой поверхности оконного стекла. Первой реакцией на его появление был страх, от которого чашка с кофе подпрыгнула в ее руках. Ничего не говоря, он взял из ее руки бутерброд и спокойно откусил от него едва ли не половину.
Выдохнув, Майя безропотно протянула ему и чашку. Ей хотелось встать, заправить его хаотично спадающие на лицо цветные волосы за уши, безнаказанно прикасаясь к его коже. Но она сдержалась, чувствуя, как ее рефлексивные, выпавшие наружу ментальные потроха медленно втягиваются обратно в раковину, подобно влажной ноге моллюска.
Саймон ни черта не знал о том, какая она. С ним не так страшно было оставаться собой настоящей.
– Давно тут кукуешь? – поинтересовался он, отхлебывая кофе.
– Не знаю, – сказала Майя чистую правду. Покосившись на часы, поняла, что давненько.
– Слушай… А мы вообще трахались сегодня?
– Сегодня – нет. Вообще – да.
– Ничего не помню, – продолжил то ли сокрушаться, то ли прикалываться Саймон. – Вот поэтому я отходняки не люблю. Кстати, тебя как зовут, королевна?
Она от себя не ожидала, но этот сеанс неуклюжего юмора задел ее за живое. Обхватив коленки руками, она снова