кагэбэшнику. Прихлебывал чаек – и бессовестно тягал конфету за конфетой.
«И не стыдно тебе? – всплыла разморенная мысль. – Полкоробки схомячил!»
– О, самое время! – подхватившись, полковник прошлепал в прихожую, которую так и тянуло назвать холлом, и вернулся с моей коробкой.
– Ух, ты! – восхитился он, перебирая минералы. – Аметисты… Гранаты… Мелкие, но красивые… А это что? Неужто рубины?
– Скорее, корунды, – авторитетно ответил я, цитируя Иннокентьича, и сделал большой глоток. – Для ювелирки… не годятша.
– Бадахшан?
– Афганистан, – мотнул я головой, мрачнея. – Чертов Афган… Не дает он мне покоя!
– Да что с ним не так? – подивился Кирш, любуясь камнями.
– Война там скоро начнется! – ляпнул я. – Наши, под самый Новый год, додумаются войска туда ввести. И такая кровавая каша заварится… Кабул… Герат… Кандагар… И американцы тут как тут! Завалят моджахедов оружием, лишь бы устроить «советский Вьетнам»… Да и черт бы с ними, так ведь суть-то не в ужасах войны, и даже не в потерях! Надорвется СССР в Афгане, вот в чем дело, а десять лет спустя и вовсе развалится… Знаю – сам всё это пережил! Что вы на меня смотрите? Думаете, у мальчика шарики за ролики заехали на почве пубертата? Не-ет! Я из будущего, понимаете? Перенос сознания во времени! Или этой… как ее… психоматрицы! Да один черт… Я из две тыщи двадцать второго года сюда попал, и мне – не телу, а личности! – пятьдесят восемь. Не верите? Ну, поня-ятно… А, между прочим, мое иновременное происхождение легко доказать – я же работал инженером-связистом, и всё прекрасно помню. Да-а! Чуть только пропадает связь или интернет, все сразу ко мне: «Кузьмич, выручай!» Бывало, даже из отпуска отзывали, ага… А со здешними АТС справлюсь только так!
Я говорил и говорил, ощущая громадное облегчение, пока не выдохся. Утомился, зато внутри – приятная опустошенность. И дышится вольно, и сердце ровно постукивает…
А вот полковник выглядел расстроенным и подавленным. Он даже, по-моему, состарился чуток.
– Что с вами, Иван Павлович? – спросил я участливо.
Не отвечая, Кирш придвинул ко мне свою чашку.
– Выпейте, Даниил… Кузьмич, – пробормотал он, пряча глаза.
– Спасибо, – покачал я головой. – И так уже конфет объелся.
– Выпейте! – в голосе полковника звякнул металл.
Пожав плечами, я отхлебнул крепкий настой, большим глотком осушив изящную посудину из старинного китайского фарфора. Облизывая губы, замер, чуя, как холодеет душа. Вероятно, нечто подобное ощущает пьяница, попадая в медвытрезвитель – и теряя спиртные пары под душем в упор. Мысли беспокойно заворочались, наперебой гвоздя тошной правдой: «Ты раскрыт! Всё пропало! Провал! Болтун – находка для шпиона!»
Без сил откинувшись на спинку, спросил глухим, дребезжащим голосом:
– Я пил не простой чай?
– Да, – неохотно признал Кирш. – Я же говорю, редко кто навещает меня, вот и балуюсь… Подливаю гостю в чай ка-апельку особого эликсира, им пользуются китайские