твою чистую, но трусливую.
Эола подошла, прикрыв лицо кудрями.
– Прости, Харка, я не могу тебе дать то, что ты хочешь.
Юноша согласно кивнул:
– Я понимаю, печать Обречённого…. Но поцеловать ты меня можешь?
Эола кивнула, опустила колени на белую шкуру, откинула волосы от лица и зажмурила глаза. Обречённый макнул палец в белую краску на своей груди и провёл по девичьей – от основания до самого соска. Эола отпрянула.
– Что ты делаешь? Она же не смоется!
– Этот знак моей любви будет тебя хранить. Если кто-нибудь захочет причинить тебе зло, так и скажи – у меня на груди знак сожженного Обречённого – жди страшной мести от него.
– О, Харка, как же ты мог? Этот твой знак теперь можно удалить разве только вместе с грудью. Но она же левая – мне придётся безгрудой стать, если захочу я в охотницы.
– Не удаляй. Верь мне – всё будет хорошо.
– О, Харка, Харка, зачем ты сделал меня несчастной?
Эола убежала, испугавшись Гляма.
Краскотёр потыкал пальцем в Харкину грудь:
– Ещё не просохла? Знаешь, только что придумал ей название – милость Бурунши. Как думаешь, подойдёт?
Харка усмехнулся.
– Нарасхват пойдёт – всем нужна милость того, которого уже нет и никогда не будет.
– Я готовил её из белой глины, добавив немного волчьего жира и пихтовой смолы. Чуешь, как пахнет? – Глям притиснулся носом к Харкиной груди и зашептал. – Доведётся с Ним встретиться там, попроси для меня….
– Месторождение белой глины, волчьего жира или пихтовой смолы?
– Силы мужской. Бабы ходят ко мне табунами за красками для красоты, готовы на всё, а я…, – краскотёр прицыкнул языком.
Взор Обречённого посуровел:
– Младенцев ел?
– Говорили, продляют жизнь.
– Вот и живи.
– Так радости нет.
– Ступай, – Харка закрыл глаза. – Силы твои ушли в обмен на долголетие.
– Так если б я знал…. – Глям горестно махнул разноцветной рукой и прочь пошагал.
Явился Многорукий Лам.
– Ты тоже с просьбой?
– Поговорить пришёл. А впрочем, да, конечно, хочу попросить – раз ты последний Посвящённый….
Харка поправил:
– До заката.
…. дай мне помощников – я обучу их гончарному делу.
– Толково. Но у меня другая мысль – лето для охоты, пусть юноши сейчас постигают навыки пищу добывать, а горшки учиться лепить можно зимой в пещере. Ты сюда глины натаскай – как опадёт листва, и все стада откочуют в края высокого солнца, в помощниках тебе недостатка не будет. И приглядишься – кто посноровистей, летом в овраг с собой заберешь.
– Верно мыслишь. Какой бы из тебя вышел Хранитель! Ты, Харка, видишь жизнь не так, как все – не зря же был выбран приемником.
– А ты как видишь её, Лам Многорукий?
– Восход – закат, зима и лето, рождение – жизнь – смерть…. Примерно так.
– А для чего всё это?
– Кто знает? Наверное, Бурунша….
– А самому постичь?
– Тут голова нужна Хранителя.
– А