руках Фергюса. Кобольд знал, что в одно мгновение она могла превратиться в смертельное оружие наподобие самурайского меча, которым Фергюс когда-то так ловко отрубил голову гному Грайогэйру. Тот был послан самим Джерриком с приказом схватить эльфа и привести его на суд Совета XIII. Именно эта трость лишила в ту ночь кобольда воли к сопротивлению. Джеррик навсегда запомнил то леденящее кровь чувство реальной смертельной опасности, нависшей над ним.
Но была еще одна причина, по которой Джеррик в ту ночь не только оставил Фергюса живым, но даже откупился от него, даровав ему остров Эйлин-Мор, откуда пошел народ эльфов. Это было известие о том, что ключ от врат вечности сгорел в африканской саванне, которое ему сообщил Фергюс. Услышав об этом, он, Джеррик, почувствовал себя опустошенным и преданным. Все остальное в этом жалком подлунном мире тогда показалось ему ничего не значащим…
После той ночи он, Джеррик, потерял интерес к дальнейшему существованию. С мыслью о неизбежности смерти он засыпал и с нею же просыпался. Пробуждаясь ото сна в ледяной испарине, он успевал услышать трепещущий под сводами спальни пугающий его самого собственный крик ужаса. Эта мысль терзала его сильнее любой боли, которую могла бы принести самая изощренная пытка.
Поэтому с тех пор он так часто возвращался к горе Хай-Марка, приникал к каменным вратам, вырезанным в скале неведомым всемогущим зодчим, и надолго замирал, страдая, что ему не дано обрести вечную жизнь. Для этого ему приходилось преодолевать многие тысячи километров, которые отделяли его резиденцию в центре Берлина от Северного Перу. Эти перемещения в пространстве, которые он совершал, чаще всего прибегая к телепортации, чтобы его никто не выследил, изматывали кобольда и физически, и духовно, приближая неумолимую смерть.
Но так было, потому что до этой минуты кобольд не имел оснований не верить Фергюсу. Впервые Джеррик подумал, что эльф мог его обмануть.
Собственно говоря, повода не верить словам Фергюса у кобольда не было и теперь. Но Джеррику было достаточно того, что в глубине его мозга зародилось сомнение, почти инстинктивное. А кобольд привык доверять своим инстинктам. Он искренне считал, что именно они позволили безродному нищему сироте с уродливой, отталкивающей внешностью, дарованной ему в довершение всех бед безжалостной природой, подняться на вершину власти, могущественнее которой на планете не было.
– Горе тебе, Фергюс, если ты мне солгал! – скрипнул клыками, стирая их в пыль, Джеррик.
Любому, кто осмелился бы встать между ним и вратами, ведущими к вечности, Джеррик, не задумываясь, перегрыз бы горло. Но Фергюс был признанным и могущественным предводителем древнего народа эльфов, и с этим приходилось считаться даже главе Совета XIII. Джеррик должен был изрядно постараться, чтобы взять над ним верх и получить желаемое.
– На этот раз я буду готов к нашей встрече, Фергюс, – злобно рыкнул кобольд.
Джерриком овладело бешенство. Он почувствовал неодолимое желание излить на кого-то