от людских пересудов. Хмыкнула только один раз:
– Дерёвня!
И еще выше голову подняла! А пускай, что хотят, то и думают, коли мозгов с гулькин нос! Ей даже на пользу! Вон как председатель засуетился, забегал. Любовник в райкоме у нее, оказывается! А и пусть будет любовник! Зато местные ухари, много о себе возомнившие, поменьше под окнами шастать будут! Кто они против городского начальства – тьфу!
С тех пор душа Марии стала каменеть, покрываться толстым бронзовым слоем. Деревенских называла презрительно говноедами, а сыну внушала каждый день:
– Валерик, учись хорошо! На одни пятерочки учись! Вырастешь, уедешь отсюда в город. Станешь большим человеком. Женишься на красивой городской девушке. Не вздумай даже смотреть на этих чухонок! У них ведь ни ума, ни фантазии!
– Да на кой они мне сдались, м-а-а-ам, – тянул Валерка, – я лучше в футбол с ребятами погоняю.
– Ну это ты сейчас так говоришь. А подрастешь, забегаешь!
– Да ну их, этих девчонок! Я никогда не женюсь! – Валере не нравились эти разговоры, и он спешил убежать во двор.
Но материнские слова легли на благодатную почву. И Валерка подтянулся и вышел в первые ученики. А окрепнув и выросши в рослого парня, заткнул рты и Ваське, и остальной шпане, сдвинув большинству особо разговорчивых носы набок.
К тому времени школа из семилетки превратилась в полноценную среднюю, с десятилетним образованием, и Валерка окончил ее с медалью. В Новгороде играючи получил высшее техническое образование и решил покорять столицу. Но не успел. Женился на Наталье. Как – и сам не понял.
Ему не нравились крупные, хорошо сбитые девушки. Таких в родном колхозе пруд пруди. Мечтал Валерка о хрупких, тонких и ломких, похожих на тростиночки, героинях советских фильмов шестидесятых годов. Таких как Самойлова.... Нервных, чутких, ранимых. Сбила его с толку Наталья, русская Венера, вышедшая из «пены речной». Никакой в ней не было нервности и капризов. Спокойная, расторопная и деловитая, она никогда не скандалила и не повышала голос. Она не носилась со своей беременностью, как с писаной торбой, не требовала повышенного внимания и не отправляла Валерку ночью искать апельсины.
С Наташкой ему было хорошо и спокойно. И в постели ему было с Наташкой хорошо. Люби и радуйся. А душа требовала огня. Просила бури. Хотела совсем другого: борьбы, натиска и драмы. Жизнь с Натальей совсем не походила на ту, о которой мечталось – тихая гавань. Как у стариков, ей-богу.
И тут он увидел ту самую, единственную и неповторимую! Елена походила на фарфоровую статуэтку, на сказочную танцовщицу из сказки Андерсена, на экзотическую птичку, случайно залетевшую в бедную хижину и мечущуюся в ней в поисках выхода.
И Валера забыл про все. Кто такая Наталья? Зачем она ему? С ней и так все будет хорошо, и его судьба никак не должна была соприкасаться с толстой и прямой линией судьбы молодой жены. Он не мог налюбоваться Еленой, живым воплощением его снов. Околдованный балериной, беспечно порвал семейные узы, нисколько не заботясь о том, что будет без него. Набег