уставилась на него своими громадными карими глазами. Это было как смотреть в мутную воду, которая постепенно становится прозрачной как стекло. Были времена – в детском саду или, может, в первом классе, – когда они до хруста стискивали друг другу ладони, мерились, у кого они длиннее и толще, устраивали поединок на больших пальцах, и всякий раз Питер замечал – стоит Кейт оказаться с ним лицом к лицу, как что-то в ней утихает, успокаивается. Впрочем, из поединков на пальцах они давно выросли. Кейт откинула волосы со лба и заправила за уши. Ее уже окликнули с другого конца автобуса.
– Ты теперь влип?
– Нет, ничего страшного, – ответил Питер и принялся ковырять ногтем болячку на пальце.
– Но лучше бы нам его найти?
Питер пожал плечами:
– Ну да.
Кейт давно заметила, что, когда речь заходит о родителях, Питер становится странно неразговорчивым. Только один раз, когда они сидели на валунах, – Кейт натянула на голову черные колготки, чтобы их чулки свисали до пояса, словно косы, – она осторожно намекнула, что его мама не такая, как другие. Незадолго до того миссис Стенхоуп у них на глазах заехала во двор, припарковалась, вышла из машины и бросилась в дом, не глядя по сторонам, ни с кем не здороваясь. Мама Кейт полола клумбу. Мистер Мальдонадо красил свой почтовый ящик. Живший через два дома мистер О’Хара копал ямку для деревца. Он заранее пригласил соседских ребятишек помочь засыпать ямку землей, пока он будет устанавливать саженец.
– Почему твоя мама такая? – спросила Кейт.
Маленькие дворики тонули в тени деревьев. Сквозь их ветки поблескивало клонящееся к закату солнце, завел свою песню хор цикад, и Питер чувствовал, что скоро его загонят домой. А он так надеялся, что мистер О’Хара позовет его помогать с саженцем раньше, чем вернется мама.
– Такая – это какая? – спросил он, немного помолчав.
В ту пору они с Кейт учились во втором классе, их только что допустили к первому причастию. Питер развел ладони, словно в молитве, наклонился над высокой травой, что росла между валунами, – недостижимая для косилки, как ни бранился мистер Глисон, пытаясь ее туда протиснуть, – сложил ладони и поймал кузнечика. Прижал ему крылышки большими пальцами, поднес к лицу Кейт, чтобы та рассмотрела хорошенько, и ощутил на запястье ее теплое дыхание. Они пытались поймать кузнечика все лето, уже почти сдались, и вот теперь он наконец попался.
– Ну… такая. Ты же понимаешь.
Но только он не понимал. Да и Кейт толком не понимала. Так что оба не стали продолжать этот разговор.
С Сентрал-авеню автобус свернул на Вашингтон-стрит, потом на Джефферсон-стрит, потом на Мэдисон-стрит, а когда он протарахтел мимо берквудских сосен, Питер увидел свой дом.
– Будем играть в снежки, – сообщила Кейт, перегнувшись через него, чтобы посмотреть в окно. Многие ребята достали ланчбоксы и принялись жевать. Автобус наполнился запахом чипсов и фруктовой газировки. – Две команды. Двадцать минут на заготовку снарядов, и начинаем.
Автобус подскакивал на ухабах,