либо облупленное, либо липкое от грязи. Батарея в совещательной комнате треснула пополам, и под нее подставили старую кастрюлю. Штукатурка сыпалась с потолка прямо на столы, документы и головы. В камеры на троих упихивали по три десятка задержанных. Вместо того чтобы приставить новичков к опытным наставникам, их отправляли в патруль с такими же новичками.
– Слепой ведет слепого, – пошутил тогда сержант Рассел и пообещал, что это ненадолго. – А пока постарайтесь не наделать глупостей.
А теперь Глисон и Стенхоуп, миновав сгоревшее здание, направлялись на север. Вдалеке в очередной раз заверещала пожарная сигнализация. Новоиспеченные патрульные могли показать очертания своего участка на карте, но собственными глазами их пока не видели. Машины распределялись по старшинству, а в утреннюю смену выходили в основном «старики». Можно было доехать до границы участка на автобусе, а оттуда двинуться пешком, но Стенхоуп заявил, что в автобус в форме не полезет, – бесит, когда все вокруг напрягаются и начинают пялиться.
– Тогда пойдем своим ходом, – предложил Фрэнсис.
И, обливаясь по́том, они принялись обходить квартал за кварталом; у каждого на поясе – дубинка, наручники, рация, пистолет, патроны, фонарик, перчатки, блокнот, карандаш и связка ключей. В иных кварталах их встречали только груды щебня да сгоревшие машины, и патрульные внимательно глядели по сторонам, проверяя, не прячется ли кто-нибудь среди обломков. Девчонка кидала теннисный мячик о стену дома. Посреди тротуара валялась пара костылей, которые Стенхоуп не преминул пнуть. Каждый дом, каждую оставшуюся стену покрывали граффити. Завиток за завитком, их причудливые изгибы и петли заключали в себе движение, жизнь, и на сером фоне казались кричаще-яркими.
Утренняя смена – подарок судьбы. Если нет ордеров на арест, до обеда почти всегда тихо. Свернув на Южный бульвар, молодые патрульные почувствовали себя путешественниками, которым удалось благополучно пересечь пустыню. Вместо безлюдных, точно вымерших проулков перед ними возникли вереницы машин, витрины магазина мужской одежды с костюмами самых разных цветов, винные лавки, магазин открыток, парикмахерская и бар. На углу приветственно мигнула фарами полицейская машина.
– А у меня жена на сносях, – сообщил Стенхоуп, нарушив долгое молчание. – Ко Дню благодарения должна родить.
– Та ирландка? – спросил Фрэнсис. – Вы поженились?
Он попытался вспомнить: когда Стенхоуп говорил о своей девушке, еще в академии, они были помолвлены? Разговор состоялся в ноябре, то есть всего четыре месяца назад.
– Ага, – кивнул Стенхоуп. – Уже две недели как.
Церемония прошла в городской ратуше. Потом был обед на Двенадцатой улице, во французском ресторанчике, про который Стенхоуп вычитал в газете; у тамошних блюд оказались непроизносимые названия, и, чтобы сделать заказ, пришлось тыкать пальцем в меню. Энн в последний момент пришлось переодеться: свадебное платье оказалось