с бессмертной любовью к богине. Помните? «Я, вдохновленный Аполлоном, Елизавету втайне пел!»
– Как у Петрарки и Беатриче?
– Да! Пока еще я не знаю, как серьга императрицы могла оказаться у мальчишки-лицеиста, но допускаю, что это вполне возможно. Надо вернуться к воспоминаниям бывших лицеистов. Вдруг где-то что-то проскочит.
Но Глафира, глядя на его горевшие лихорадочным румянцем щеки и полубезумные глаза, решила, что больше потакать его капризам не будет.
– Олег Петрович, вы ужасно устали, и сегодня я уже не могу позволить вам никакой нагрузки.
– Подождите, голубушка Глафира Андреевна. Я ведь не сказал, что брошусь на поиски с низкого старта. Позвольте только закончить историю об отношениях поэта и императрицы.
– Завтра.
– Нет, сейчас.
– А лекарство за вас кто будет принимать? Пушкин?
– Умоляю, умнейшая и славнейшая Глафира Андреевна, не поминайте Александра Сергеевича всуе!
– Хорошо, не буду! Не волнуйтесь только!
– Да как же не волноваться, голубчик мой! Ведь вам самой ужасно интересно. Так?
– Так, но…
– Вы думаете, что я устаю от роли рассказчика? Отнюдь! Поверьте, так я отдыхаю!
– Только сначала переложу вас на кровать, договорились? Через час у нас массаж, будете уже готовы.
Бартенев помогал ей сильными руками, и вдвоем они благополучно переместили его на кровать.
– Помните, я давеча упомянул о Донжуанском списке Пушкина?
– Конечно. Даже в школе о нем рассказывают.
– Неужели? – поразился Бартенев. – Не знал, что эта тема включена в школьную программу. Так вот, среди женских имен в нем есть одно неназванное. Пушкин обозначил его двумя латинскими буквами «N». В разные годы исследователи доказывали, что под ними скрываются то Мария Раевская, то Наталья Кочубей. Ерунда, я считаю. Речь шла о самой главной любви поэта – Елизавете Алексеевне Романовой, жене Александра Первого. Только ее имя он не посмел назвать в длинном списке своих душевных привязанностей. И не только потому, что она была императрицей. Это женщина другого толка. Рядом с ней все остальные – просто «колхоз», как сказала однажды одна известная писательница.
– Он любил ее платонически?
– Без вариантов. Ему нужна была именно такая любовь: тайная, светлая, безнадежная, чистая. Для другой имелось много охотниц. Но не Елизавета.
– Значит, последнее письмо адресовано ей?
– Почти уверен. То есть я точно уверен, но доказать это можно будет, лишь когда мы узнаем тайну серьги. А мы ее узнаем.
– При вашем характере – не сомневаюсь.
– Кстати, знаете ли вы, хотя, конечно, не знаете… Некоторые уверены – и я в их числе, – что знаменитое «Я помню чудное мгновенье» посвящено вовсе не Анне Керн.
– Как так? Любому школьнику известно…
– Да Керн просто приняла желаемое за действительное! Она нашла стихотворение среди страниц «Евгения Онегина», стала пытать Пушкина, приставать,