напряженность между ними на еще несколько долгих и уродливых мгновений, после чего одним глотком допила содержимое бокала со звездоблеском. Последние капли пролились на стол и засверкали, как вражеский плевок.
– Двадцать четвертый выполнит ваш приказ, яотлек, – сказала она. – Для нас большая честь служить империи. Ваше гостеприимство было безукоризненным, вы мне очень напоминаете министра Девять Тягу.
Бывшего министра Девять Тягу, ее экс-начальника. В этом явно крылась суть слов Шестнадцать Мунрайз. Девять Гибискус не вполне понимала, чего та добивается. Пока не понимала, потому что отчасти в ушах все еще стрекотал чужеродный шум, а на ее глазах испарялся лучший алкоголь в империи, символический жест снятия напряжения. Пока не понимала, но в этом точно заключалась политика министерства здесь, на конце света; далеко тянувшиеся Ладони имели значение для политики в той же мере, что и огневая мощь. Это вызывало что-то вроде сожаления. Она не стала ничего говорить, только улыбнулась, ее глаза были широко открыты, когда она допивала собственную порцию звездоблеска. Подумала заученным назубок – «Пусть Его Великолепие увидит тысячу звезд» и тут же внутренне поправилась. «Ее Великолепие».
– Четвертая смена, – сказала она Двадцать Цикаде вслед уходящим гостям. Восемнадцать часов прошло. – Смените экипаж на «Острие ножа» и подготовьте «Спящую цитадель» для продвижения капитана Флота в систему Пелоа.
Было нечто поистине прекрасное в том, как люди из космопорта Сокровенной области Города мгновенно убрались с пути Три Саргасс теперь, когда на ней была одежда специального уполномоченного. Тейкскалаанцы любили форму: идеально подогнанный костюм, сверкающий разными оттенками цвета. Яркость и пламя министерства информации никогда прежде не подводили ее, если нужно было произвести впечатление, – но перед костюмом уполномоченного с некоторым отзвуком военной формы, целиком сшитым из ткани цвета пламени, люди цепенели. Она была миниатюрной, а ее грудная клетка никогда не обещала стать достаточно широкой, чтобы ею можно было хвастаться, ей не светили ни мощные легкие оратора, ни его содержание – по крайней мере в физическом смысле, сколько бы стихов она ни декламировала при дворе. И несмотря на это, абсолютно никто не осмелился встать у нее на пути, хотя Сокровенная область была, как обычно, переполнена людскими толпами. Предприниматели, грузовые паллеты, солдаты, тысячи и тысячи тейкскалаанцев улетали к звездам, как семена, подхваченные ветром. Голова кружилась, глядя на них. Ею овладевало точно то же, что и во времена, когда она была еще практиканткой и прогуливала занятия: великолепное нарастающее ощущение, будто она сделала что-то наказуемое, но ей это сошло с рук.
Только это было целиком, полностью и совершенно законным. Она сама дала согласие.
Стоит отметить, что, сделав это, она оставила самовоспроизводящееся сообщение «Отсутствую» на двери своего кабинета, начертанное веселыми корявыми символическими знаками,