Полиэтиленовый мешок скользит по траве, мокрой от росы. Тишина. Шаги. Скрип двери сарая. Тишина. Дверь скрипнула еще раз. Шаги и скольжение мешка. Затем звуки стали сильно отдаляться, видимо, с той стороны участка был выход, и молодой человек отправился в лес. Или на плотину.
Вскочив на ноги, я быстро подошла к закрытой калитке и, аккуратно просунув руку между досок, перекинула крючок. Не знаю, что тогда было у меня в голове, но через минуту я уже стояла по другую сторону забора – в нескольких шагах от дома странного парня. Подумав секунд пять, пошла к терраске, медленно поднялась по скрипучим серым ступенькам и толкнула дверь. Она оказалась не заперта. На пальцах остались маленькие кусочки старой облупившейся красной краски, липнувшей к руке из-за пота – когда нервничала, всегда потели ладони, это страшно бесило.
Я зашла внутрь.
Зачем? Что я хотела там увидеть? Комнату пыток, окровавленные ножи и топоры? А что, если бы парень вернулся? Или дома оказался бы кто-то ещё?
Не знаю. Но я вошла.
Никаких топоров внутри не было. Обычная маленькая терраска: слева от двери висели старые грязные куртки и стояла обувь, справа находились три окна без штор, а вот четвертое, на боковой стене, было с неким подобием шторки, представляющей собой кусок клетчатой ткани на тонкой веревочке, привязанной к двум гвоздям с разных сторон от окна. Также справа, в конце комнатки, располагался небольшой диванчик, обшарпанный серый стол и маленькая лавочка. На столе валялись какие-то бумажки и стояло несколько кружек. В целом, комната была грязноватая, пыльная, под потолком висела паутина, а пол ну очень хотелось подмести.
Я подошла к дивану, он был накрыт рваным, выцветшим красно-белым пледом, хотя белый цвет со временем стал скорее желтым, на нем лежала книга «Всадник без головы» и синий фонарик. Еще я заметила на столе небольшую свечку, ручку, карандаш, спички и открытую пачку сигарет, среди бумажек были непонятные записки и рисунок девочки лет восьми. Портрет оказался очень красивый: на меня смотрела милая большеглазая малышка с двумя хвостиками, густыми ресничками и пухлыми губами.
«Неужели, это он нарисовал?»
Почему-то от рисунка с изображением ребенка стало не по себе.
Напротив двери на улицу находилась другая дверь, ведущая в дом. Я уже положила ладонь на ручку и собиралась войти, но в последний момент передумала. Внезапно пришло осознание, что моё поведение очень странное: заходить вот так в чужой дом без приглашения – это слишком.
Я выскочила на улицу и направилась к покосившемуся сараю, покрашенному такой же темно-красной, частично облупившейся от времени краской, как и дом. Широкая дверь ужасно заскрипела, когда я стала медленно её открывать. Нормально разглядеть что-то внутри не удавалось: света в сарае не было, а на улице уже окончательно стемнело. Я достала телефон, батарея на котором почти разрядилась, и включила фонарик. Инструменты, какой-то хлам – ничего примечательного, кроме черного мотоцикла – красивого, но, очевидно, не слишком нового и дорогого. Да, для полного образа этому