вскинул на плечо саксофон, как охотничье ружье. Весело помахал им рукой. Прошел мимо. Они же плотной группой двинулись следом, стукаясь плечами, засунув руки в безразмерные дутики. Прохожие почему-то их пугались, уступали дорогу, точно подозревали, что у них в карманах, по крайней мере, ножи. А им это нравилось, они пугали встречных неожиданными вскриками или толчками, диким хохотом, как бы отсекая всех людей от себя. На самом же деле они мирно беседовали. Ромашка предлагала прошвырнуться в папашину лавку, туда завезли красные свитера, можно было бы купить всей команде. Зойка поддакнула Ромашке, а Каланча уныло призналась, что у нее нет денег.
– Опять двадцать пять… – Ромашка выругалась. – Тогда, значит, так… Входим в подсобку, мы все примеряем свитера, продавщица крутится около нас, а ты, Каланча, отходишь в сторону, берешь свитер и запихиваешь под дутик. Поняла?
– Поняла, – неуверенно ответила Каланча.
– А кто же будет за него платить? – спросила Зойка.
– Это не твое дело, – находчиво заметила Ромашка. – Пусть у тебя головка не болит. Заплатят.
Глазастая шла молча. На углу улицы она окликнула Самурая.
Тот остановился.
– Здесь тачка с ключом, – тихо сказала Глазастая.
У тротуара стояла припаркованная «Волга». Двигатель ее мерно постукивал, из выхлопной трубы вылетало белое облачко.
Костя сделал вокруг машины два круга, огляделся – на улице, как назло, никого. А девчонки ждали, решится он или нет?.. Ему показалось, что душа отлетела от него, и он увидел себя как бы со стороны, нерешительного, напуганного… Вот это он в себе ненавидел. А тут еще вечно застывшие губы Глазастой скривились в усмешке, догадалась, что он струсил. И Костя решился: вскочил в машину, сбросил саксофон с плеча и швырнул на заднее сиденье. От волнения у него закружилась голова. Рядом с ним тут же оказалась Глазастая с собакой, та оскалила клыки и внимательно смотрела на Костю. Остальные фанатки беззвучно падали друг на друга, у них тоже возникла напряженка.
Взревел мотор, машина рванулась с места. Зойка едва успела поставить ногу внутрь, ее втянули на ходу. Захлопнулись двери, и замелькали улицы – одна, другая, третья. Они летели навстречу домам, машинам, людям. Костя не понимал, куда он ехал, им еще владел страх, мелко и противно дрожали руки.
– Ну ты даешь, – похвалила Ромашка Глазастую. – Глаза – фонари!
– Молодец, – процедил Костя и вдруг некстати громко рассмеялся.
Он гнал машину, к нему вернулась отчаянная смелость. Он чувствовал себя удачливым и ловким. Как хорошо лететь вперед, вперед, обгоняя медленно ползущие машины, подсекая их, восторгаясь испугом шоферов; он смеялся, видя их раскрытые беззвучные рты, извергающие ругательства.
В голове у Кости появилась музыка, нежная музыка Моцарта, с неожиданным переходом в мощный тяжелый рок – он стал отбивать его такты руками на руле, подпевая голосом.
Фанатки тоже расковались, галдели как птицы, выщелкивая и выплевывая отдельные слова: «Отвал… Денек с приветом… Клёво… Кайфанули…»
На