-
Всем грехам твоим конец!
Я томить тебя не буду –
Исполняй мою причуду!
Был ты прежде господин,
Стань же ныне, мой Вредин,
Ни оплотом, ни надёжей,
Ни слугою, ни вельможей,
Ни конюшим, ни шутом -
Чёрным ласковым котом!
Подмигнув хитро Вредину,
Коромыслом выгнув спину,
Потянулся белый кот,
Ухмыльнулся белый кот -
Всю округу, как сном нежданным
Затянуло, что туманом…
Бабку, словно в пустоту,
Окунуло в дремоту.
И!
Опомнилась старушка
На заре в своей избушке.
Удивляется спросон:
– Прямо чудо, а не сон!
А когда глаза воздела –
Вовсе чуть не окосела,
Изумлением взята:
Та избушка, да не та!
Брёвна ровными рядами,
Печь покрыта изразцами,
Что посуда, что ковёр –
Словно куплены вечор!
А сама, скажи на милость!
Ровно только народилась:
Светит молодостью взгляд,
Руки-ноги не болят,
Ни одышки, ни ломоты,
Ни изжоги, ни тошноты…
На подстилке чёрный кот.
Кот-то чёрный, да не тот!
Здоровенный да мордастый,
Криволапый да ушастый…
Водит задранным хвостом,
А мурлычет всем нутром!
Блещет каждою шерстинкой!
А уж ласковый скотинка…
Чудо чудное – не кот!
Так-то вот!
НЕБЫЛИЦА О КНЯЖНЕ ДА О СТАРОМ КОЛДУНЕ
Незапамятно порою,
Вековухой ли, вдовою,
У поскотины села
Мирно бабушка жила.
Коли верить говорухам,
Эта самая старуха
До того любила спать –
Аж прогнулася кровать.
Если ведьма не храпела,
Значит пакостное дело,
Изуроку или сглаз,
Затевала всякий раз.
Люди бабку не любили –
Лихолетье ей сулили.
Но пока она спала,
Поправлялися дела,
И миряне меж собою
Лишь качали головою,
Как ведётся исстари:
Дескать, чёрт тебя дери!
Шла ещё другая бредня,
Что когда-то эта ведьма
Не была такой страшной,
А была она княжной,
Не хромой, не кривобокой –
А и стройной, и высокой;
В пояс белая коса,
А глаза что небеса.
Ходят слухи и поныне,
Что она своей гордыней
Всю красу свела на нет.
Было ей шестнадцать лет,
Но ни с кем душа девица
Не желала обручиться.
Уж кого она ждала?
Только выбрать не могла
Ни за деньги, ни за славу,
Жениха себе по нраву.
И, представьте, дождалась:
К ней не витязь и не князь,
Не купец явился сватом,
А предстал старик горбатый,
Что не только лешим был –
Колдовать ещё любил!
Он, своей дурной повадкой,
На