устремился к возлюбленной, увлекая за собой дочь.
Владимирова с усмешкой посмотрела ему вслед.
– Вороне где-то Бог послал кусочек сыру… Всё, пропал наш Серёжка!
– Наверное, любовь именно так выглядит, – сказала Анна.
– Да у нас тут каждый день любовь… И вечная весна. Щепка на щепку лезет! – прошипела Владимирова.
Так две совсем юных женщины говорили о чужой любви. Одна была не очень счастлива в раннем браке, а сердце другой оставалось спокойным в своём одиночестве.
Ляля приближалась к ним, благосклонно слушая Иварсона. Капризные губы кривились на её косоглазом лице, обрамлённом ореолом золотистых волос.
– Лялечка, мы везде тебя искали, – суетился перед ней Сергей. – Правда, Анюта?
Его дочь исподлобья посмотрела на папину подругу.
– Ну что ты стесняешься? Ты ведь знакома с Лялей.
Иварсон попытался подтолкнуть дочку к балерине, которая не выказывала к девочке никакого интереса, но Анюта намертво вцепилась в брючину отца.
– Ох, забыл совсем. Я ведь в бухгалтерию должен зайти! – Иварсон суетливо извлёк из кармана свои мозеровские часы, посмотрел на круглый циферблат. – Доченька, побудь пока с Лялей, хорошо? Я мигом обернусь!
Он сделал шаг в сторону и тут же очень комично подвинул свою неспокойную ногу обратно, потому что увидел, как изменилось лицо Ляли.
– Иварсон, ты с ума сошёл? – одним глазом балерина сердито смотрела на своего провинившегося любовника, а другим – мимо него, словно лицо Серёжи Иварсона опротивело ей навеки. – С какой стати я буду за ребёнком приглядывать? Думаешь, мне делать больше нечего?
Взмах ресниц, разворот на каблуках, и Ляля гордо прошествовала мимо. А ведь только что стояла рядом, казалась близкой.
Иварсон растерянно выдохнул, откинул волосы со лба. Что делать? Его девочки отказываются дружить друг с другом.
– Вот такое, друзья мои, приходится мне выслушивать от моей прекрасной Ляли.
Пекарская наклонилась к Анечке, спросила ласково:
– Хочешь поиграть в моей гримёрной? Покажу тебе краски и ещё много интересного.
Анна гордилась своей новой грим-уборной. До этого в её жизни бывали маленькие комнаты на много человек, или, того хуже, какие-то продуваемые ветром будки, в которых надо было быстро-быстро переодеться, загримироваться, чтобы выпорхнуть наружу этакой жар-птицей.
– Я хочу домой… к маме, – прошептала девочка, из последних сил сдерживая слёзы.
– Анюта, да мы ведь только пришли! – взмолился Иварсон. – Ну не бойся, не бойся, никуда я от тебя не уйду.
А Пекарской на ухо он прошептал:
– Это я хитрил, – его глаза заговорщицки блеснули. – Я нарочно хотел их вдвоём оставить, чтобы они потихоньку привыкали друг к другу… Ну ничего, мы это преодолеем!
Иварсон снова взбодрился.
– Главное, смотреть на всё с улыбкой. Хорошее легкомыслие помогает в жизни!
Действительно ли