олчьего Мыса. За нами тянулся след из выжженной, горящих деревьев, и густого чёрного дыма. От ураганного ветра пожар усилился, языки пламени тянулись к небу, и воздухом, горячим до нестерпимости, обжигало кожу. Море внизу шумно разбивало волны об уступчатый обрыв.
Самое паршивое в том, что это Тёмный Бог Кель загнал меня в безвыходное положение, а не я его. Этот ублюдок стоял на тропинке в десяти метрах от меня, темнел на фоне пылающих елей, улыбался, и с упоением ожидал моей атаки. Сначала я не думал, что Кель хтоническое божество. Он был вполне человеческих размеров, носил вполне человеческую одежду, и выглядел как обычный некромант с чёрным плащом за спиной. Нельзя было понять, что обеспечивало Келю неуязвимость. Он не излучал астральную температуру. Его плащ, покрытый символами из загадочных рунных комбинаций, был совершенно тусклым, лишённым ауры. Руны в комбинациях казались знакомыми, но при этом были совершенно чужеродными и неизвестными. Комбинации отдалённо напоминали демонические многословия, однако сами руны были острогранными и зелёными, как у тех же некромантов.
Невозможное, путанное сочетание, и я не мог найти ему объяснения.
Сил в Келе оказалось на тысячи тварей, которых я уничтожил за сотню лет охотничьей карьеры.
И вот сейчас под угрозой было всё.
Я сам, честь моего клана, жизни моих друзей, целостность мира.
Если проиграть, от моих трудов не останется ничего, как и от трудов тысяч поколений Маншальского народа. Мысль о забвении страны, которая процветала тысячелетиями, холодила душу.
Мне пришлось взять на себя тяжёлую обязанность последнего оборонительного рубежа, чтобы не дать Келю утопить Маншаллу во тьме, а если он справится, то на Маншалле не остановится. Он вновь использует силу Проводника, вновь обрушится на обитаемый мир, но уже другой, не мой.
Я был обязан любой ценой сжечь эту тварь.
Вся Маншалла на меня надеялась, и это придавало мне уверенности.
На чтение полноценного заклинания сил не осталось, потому я крикнул двубуквенную мантру и окатил врага ослабленным «Адским пламенем». Даже в упрощённом варианте «Адское пламя» ударило по противнику огненной лавиной, послышался гул, обугленные деревья в радиусе сотни метров испепелило жаром, землю выжгло так основательно, что самое живучее растение никогда не даст на ней всходов, но Келю – хоть бы хны.
– Бесполезно. – Ухмыльнулся Кель, когда его глаза вспыхнули дьявольским светом. – Мне даже жаль тебя, Огненный Принц из Маншаллы. Поверь. Ты не первый неудачник, которому пришлось потратить годы, чтобы бесславно сдохнуть от моей руки.
– Самоуверенный ублюдок! – Процедил я сквозь зубы. – Ещё посмотрим, кто из нас подохнет!
Надо ведь хотя бы самому себе соврать, и поверить, что победа возможна. На деле же ситуация сложилась печальная. Пока мы бились, я разрядил в скотину топовый магический арсенал: «Огненный шторм», «Горячую бездну», «Дыхание феникса», «Извержение Маншаллы» и даже «Плазменный ветер», но Кель не поперхнулся.
Чего уж было говорить о низкоранговых заклинаниях?
Врага не пронимало ничем, хотя это не первое божество, на которое мне довелось охотиться. С остальными божествами, например, «Плазменный ветер» справлялся в два счёта, но теперь удача от меня отвернулась.
Я понял, что проиграл, но опускать руки себе не позволил.
Нужно было драться. Драться до последнего вздоха. В конце концов, никто из нас не живёт вечно.
Кель атаковал вальяжно, с присущим тёмному божеству злорадством. Он даже не читал заклинание, и без единого слова обрушил на меня столб темноты, которому не было названия. Страшное заклятье, надо сказать. Оно началось с нестерпимой вспышки боли, а закончилось тем, что я, с содранной до мышц кожей, сорвался с Волчьего Мыса и рухнул во вспененные штормом волны.
На смертном одре я надеялся, что соклановцы простят меня, и не будут проклинать.
***
Интересно, что сознание ко мне вернулось.
Причём вернулось на том же мысе, с которого я свалился, вроде как. Дыхание хотелось затаить, чтобы не дышать угарным газом, но никакого пожара не было. Напротив – лес цвёл. Покачивались на ветру хвойные деревья, сквозь листву каштанов пробивалось солнце, и делало тропинку похожей на ковровую дорожку со светлыми пятнами. У цветочных бутонов жужжали пчёлы, со всех сторон слетелась клятая мошкара, и я вдруг вспомнил, как ненавижу лесистую местность.
Тело было не моим.
Слишком уж отчётливыми стали лесные ароматы. Свои обонятельные рецепторы я в усмерть пропил и прокурил уже семьдесят лет как, а тут пресный запах мха вскружил мне голову.
Там, где я в последний раз видел Келя, стояли три запыханных парня лет восемнадцати на вид, в красной студенческой форме – рубашка да брюки с туфлями. Достаточно дурацкая форма, на мой взгляд, но наверняка красивая с точки зрения родителей, которые купили им эти тряпки. У нас в Маншалле подобное я носил только в охотничьем лицее, да и то на первом курсе,