тяжестью, глаза слипались, и в них немилосердно щипало.
– А то оставайся.
– Где оставаться? В Ольховке? Да ну?
– А зачем куда-то ходить? Будешь здесь, с нами.
– Разве тут ещё живёт кто-то?
– Мы живём, куда ж деваться-то.
– А как до города добираетесь? Дороги-то нет!
– А на что нам город? Нам и здесь хорошо. Чего тебе идти, оставайся. Тут хорошо, лес кругом, свежий воздух. В городе такого воздуха нету, верно?
Староста заброшенной Ольховки тихонько засмеялся, глядя на гостя. В глазах отсвечивало пламя, видневшееся за дверцей печи. Михаил вроде и задрёмывал, но что-то мешало заснуть окончательно. Видать, история с игрушками и халатом взбудоражила. Помнится, когда у Вадика был жар, он рассердился на собственные волосы, схватил ножницы и отчекрыжил себе чёлку, и лицо у него было очень злое. А у Михаила, похоже, сейчас тоже температура, мало ли что привидеться может.
– Выбор-то у тебя всегда есть, – говорил между тем Петрович, неторопливо говорил, негромко. – Можешь остаться, охота тебе возвращаться к жене и сыну. Они давно уже отдельно от тебя живут, своя жизнь у них.
Слова по капле доходили до гостя, и так же медленно отпускала дремота.
– Отдельно?
– Отдельно, да. Ты же сам от них отделился. Ты сам по себе, они сами по себе. А жену ты любишь, этого не отнять. Бесишься, что она сына любит без памяти. Ревнуешь! Так ведь она мать. Было бы странно, если бы она чадо своё не любила, и такие мамаши есть. Их всё больше, таких мамаш. Ты вот, папаша, сына своего отчего не жалуешь? Это же твой сын, плоть от плоти, и ты это знаешь. Алёнка твоя подолом не трясла и не трясёт, ты бы такую в жёны не взял. Ты ведь мужик основательный, даже расчётливый, я бы сказал.
– Имя… – пробормотал Михаил. Глаза открылись окончательно. «Что опять происходит?» – обеспокоенно подумал он.
– Да причём тут имя, – отмахнулся Петрович. Он отодвинулся от печи и уселся на край кровати. Глаза его по-прежнему горели, словно синие угольки. – Сердцу не прикажешь, вот что. Так что ни в чём ты не виноват. А дальше что будет, а? Это сейчас Вадик маленький, а потом вырастет, а ну как станет выше тебя и в плечах шире? А ведь станет! Что ты ему тогда скажешь, а? Какие аргументы приведёшь? Отправит он тебя адресочком, и хорошо, если ускорения не придаст.
Сон ушёл. Михаил с сомнением пошевелил пальцами. Слабость, что б её разобрало! Откуда она только взялась! Угораздило же простыть так бестолково. Хотелось немедленно встать и уйти отсюда, даже невзирая на ночь и на дождь, который, кстати, давно уже не барабанит по крыше, и невзирая на крупный шанс заблудиться в родных лесах. Он здоровый, крепкий мужик, прекрасно переживёт остаток ночи в лесу. А тут всё равно сыро и холодно, и согреться никак не удаётся. Что-то местная печка совсем не греет!
Попытка выбраться из кровати провалилась.
– Ты лежи, лежи, – засмеялся тихонько Петрович и похлопал гостя по мокрой коленке. – Никуда ты отсюда не уйдёшь.
Михаилу