экономкой фройляйн Брунгильдой, дояркой из-под Франкфурта-на-Майне, перебравшейся в столицу Третьего рейха в надежде выскочить за пехотного ефрейтора, писаря при штабе фельдмаршала Фридриха Паулюса или, если повезет, за обер-лейтенанта из Люфтваффе, гитлеровского сокола, и начать плодить детей для фюрера. Но не повезло – всех их забрали на восточный фронт, где они смиренно поклали свои белобрысые арийские головы: один – в Сталинграде, другой – под Курском.
Он включил радио. Голосом рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса по-национал-социалистски оголтело вещало «Ди Дойче вохеншау» под бравурный марш головорезов из дивизии СС «Мертвая голова», призывавшее всех сложить свои жизни за Адольфа Гитлера.
– Дойчланд, Дойчланд юбер аллес!
И броситься в последний и решительный для родины бой за пару порций шнапса для смелости, настоянного на горьких слезах солдатских матерей. Если, конечно, потребуется…
До конца войны оставалось около трех недель.
И тут почему-то главный немецкий пропагандон заговорил женским голосом:
– Добрый день! Вы меня не помните?
Штирлиц, простите, Дмитрий Колесов, открыл глаза…
«Приснится же такое, а? Надо же!» – подумал он и спросил:
– Вы кто?
– А ты не изменился. Так ты меня не помнишь? Ну же, друг мой юный.
Часть 1. Много лет назад. Перестройка
Время, вперед!
Обувная фабрика «Модена» была расположена в самом центре Демидова, центровее и представить себе трудно – от главпочтамта, от которого, собственно, и ведется исчисление расстояний до других городов и деревень, областей и краев, стран и континентов, была пара шагов.
Образована она была в начале века как обычная сапожная мануфактура. В начале тридцатых годов, известных как время первых пятилеток, ее кое-как переселили в экспроприированное здание, реконструировали и приспособили под выпуск солдатских сапог.
После войны старорежимная фабрика, как пишут в официальных документах, перешла на мирные рельсы, расширилась за счет прилегающих ветхих зданий, сараев, кирпичных пристроев и снесенных аварийных домов, расположенных поблизости. И с тех пор ни разу не реконструировалась и не переделывалась. Оборудование тоже не менялось, разве что была закуплена пара новых импортных станков, да и то совсем недавно, взамен полностью развалившихся от моральной старости и физической усталости.
Последние лет сорок выпускала фабричонка мужскую зимнюю и летнюю обувь разного фасона числом в два миллиона пар в год. Характерна была эта обувка, ныне напрочь вышедшая из моды, для стремительных лет индустриализации страны. Но она была прочной и надежной. Ее и носили-то только бедные пожилые люди, заставшие то героическое время, да и те – за неимением возможности, вызванной всеобщим дефицитом, приобресть другую, более современную, модную, практичную и удобную.
Была «Модена» зажата со всех сторон такими же развалюхами,