и выдумками, что в лучшем случае напоминал Оксанино манто из голубого искусственного меха.
– Пожалуйста, – выросшая точно из-под земли официантка принялась выставлять на стол тарелки.
Оксана вздрогнула и снова посмотрела на свои «Пьяже», кокетливо блеснувшие золотой оправой и дымчато-серым циферблатом. Посмотрев же, сделала недовольное лицо и криво улыбнулась официантке, как бы благодаря за расторопность. Потом взяла салфетку, меланхолично потерла ею вилку и нож, грустно зевнула и ковырнула салат.
Она снова мысленно вернулась к Юре, к их солидному загородному дому, к их расположенной в самом центре города квартире, к их веселым вечеринкам, к их ночам… Что же она делала не так? Или это он во всем виноват? Просто приелось ему «скромное обаяние буржуазии», решил покуралесить… Нет, она не может так этого оставить, не хочет! Оксана зябко передернула плечами. А вдруг он пошлет ее куда подальше?
Она еще пуще задумалась. Может, поиграть в стерву – возмущенную, избалованную, капризную? Еще один оттенок к имиджу. Или закрыть на все глаза? Месть требует плана, а составить оный, – чувствовала она, – у нее нет сил. По крайней мере сейчас. Торопиться некуда, она все обдумает, взвесит, измерит и тогда уже…
– Добрый день, – неслышно подсел к ней очкарик с дряблыми чертами лица, по которым скользил слабый солнечный лучик, пробивавшийся сквозь занавески, – миленький ресторанчик.
– Принесли? – небрежно поинтересовалась она.
Оксана от Юры усвоила манеру разговаривать с людьми, которым платила: с парикмахершами, официантками, продавщицами, массажистками. Здесь требовалась жесткость и официальность. Ни малейшей теплой искорки, никакого панибратства!
Очкарик, мужчина лет тридцати, одетый в унылый серый костюм, заговорщнически кивнул и нагнулся над столом.
– Четыреста, – вполголоса произнес он, – как и договаривались.
Оксана открыла изящную сумочку французской торговой марки «Скарабей», опять же Юрин подарок, и достала расшитый причудливыми бисерными вензелями кошелек, больше похожий на ридикюль. Отсчитала несколько зеленых купюр и положила перед очкариком. Он пересчитал и быстрым птичьим движением спрятал деньги в карман пиджака.
– Остальные получите после того, как я увижу, чего стоит ваша работа, – высокомерно заключила она.
Слегка развинченной походкой Настя направилась к ресторану. Оскорбительная поспешность, с которой с ней простился Санталов, ничуть не поразила ее, просто еще раз напомнила, что, несмотря на статус дорогой жрицы любви, она все же проститутка. Да, порой от своих богатых и не слишком счастливых клиентов ей приходилось выслушивать такие признания и жалобы на тяготы сытой, но неспокойной жизни! Но эти нытики никогда не упускали шанс поставить ее на свое место, подчеркнуть деловой аспект их отношений.
Поначалу, еще работая у Мурашова, Настя весьма болезненно воспринимала подобные замечания,