тебе опять понадобится машина…
– Я знаю, кому звонить. Благодарю, сэр.
Хон хлопает его по плечу, слегка пожимает. Так по-отцовски. Уэс судорожно сглатывает от внезапного укола горя.
– Ну, ладно тогда. Удачи.
Пригнув голову, Хон садится обратно в машину и задним ходом выезжает с дорожки. Тьма соскальзывает в пустоту, оставшуюся после света фар, и пока она окутывает Уэса, ему кажется, будто за ним наблюдают. Он с беспокойством поднимает глаза к окну второго этажа, где в свете камина, кажется, мелькает призрачный силуэт.
«Возьми себя в руки, Уинтерс».
Он поднимается по стонущим ступеням веранды и останавливается лицом к лицу с красной входной дверью. Еще никогда в жизни он не нервничал так, как сейчас, – впрочем, на этот раз он впервые может так много потерять в случае неудачи. На всякий случай он приглаживает волосы и улыбается собственному отражению в оконном стекле до тех пор, пока не сгоняет с лица выражение отчаяния, от которого бросает в пот. Все в порядке. Он тысячу раз репетировал свою речь. Он готов. Выпятив грудь, он стучит в дверь и ждет.
И ждет.
И ждет.
Порывы ветра проносятся по веранде, пробираются под его вытертое пальто, не встречая сопротивления. Здесь чертовски холодно, и чем дольше он стоит у двери и дрожит, тем больше убеждается, что у самой опушки леса кто-то притаился. Шорох сухих листьев во дворе слишком уж похож на шепот, по его мнению. Он слышит, как в этом шепоте вновь и вновь повторяется его имя.
«Уэстон, Уэстон, Уэстон».
– Пожалуйста, открой, – бормочет он. – Ну пожалуйста.
Но никто не выходит. Может, Ивлин нет дома. Да нет, не может быть. Наверху же горит свет. Может, она его не слышит. Да, наверняка. Она его не слышит.
Он стучит еще раз, и еще, и секунды тянутся вечно. А если она вообще не откроет? Если она переехала? Или умерла и теперь гниет рядом с тускло горящей лампой? Он был исполнен такой целеустремленной решимости, что ему и в голову не приходила мысль о неудаче. А затея с самого начала была рискованной – теперь-то он понял, что из-за нее он мог очутиться брошенным на произвол судьбы. Эта мысль настолько тревожна и унизительна, что он настойчиво колотит в дверь. И на этот раз слышит шаги на лестнице.
«Наконец-то».
Дверь открывается, он невольно ахает. На пороге стоит девушка. В тусклом свете на веранде она похожа на героиню поэм, которые он читал в школе, прежде чем бросил ее, или на aos sí – сидов из материнских рассказов. Его глаза приспосабливаются к свету, лицо незнакомки мало-помалу обозначается яснее. Ее волосы распущенные и золотистые. Ее кожа белая, как сливки. Уэс собирается с силами, готовясь к неизбежным мукам любви.
Но на этот раз их удается избежать. При ближайшем рассмотрении девушка оказывается не настолько прекрасной и гораздо более простой и строгой, чем он ожидал. Не говоря уже о том, что она, если верить журналам его сестер, вопиюще старомодна со своими длинными волосами и длинным подолом. Поджав тонкие, с опущенными вниз уголками