льцом разросшееся у основания холма, на котором возвышался замок.
Сам же замок не представлял собой ничего особенного. Никто уже не помнил, да и зачем было помнить, откуда он взялся. Казалось, он был здесь всегда, сами стены его дышали древностью и… ветхостью.
Правое его крыло обрушилось во время последнего буйства лорда Монрата, и теперь разрушения постепенно разрастались. Никто не следил за сохранностью этого замка, даже Монрат. Хотя правильнее было бы сказать, что за замком мог следить кто угодно, но уж точно не Монрат.
Хозяин этих мест жил отшельником. Его редко можно было встретить в деревне. В отличии от всех своих предков он мало интересовался жизнью крестьян, предоставляя им условно-полную свободу.
Нельзя сказать, что люди любили своего лорда, но и ненависти к нему они не питали. Все относились к Монрату точно также как к Черному орлу. Он был вечным неотъемлемым атрибутом здешних мест. Его не особенно боялись, но сторонились.
Для страха, казалось бы, причин не было. Но… Плодородные земли, зажиточные крестьянские дома, тучные стада – все это, по сути, лишенное должного управления со стороны лорда, не могло не привлекать более бедных, но обладающих внушительными армиями, соседей. Однако, ни одна, даже самая смелая и сильная армия, так и не смогла пересечь границ владений Монрата. Лазутчики пропадали без вести, командиры сбивались с пути, кони сходили с ума и отказывались приближаться к замку, пешие воины впадали в панику и разбегались, еще не завидев противника. А противника, как такового, и не было. Армии Монрат никогда не содержал.
Почему так происходило, никто не знал, но триста лет мира и благополучия научили людей не задавать лишних вопросов.
Сторонились же лорда из-за существовавшего испокон веков в этих землях закона – раз в десять лет в замок по приказу лорда приводили человека, чаще преступника, но случалось, что и вполне себе мирного и верного подданного, который потом не возвращался. Так было всегда, сколько помнил себя народ. Пока однажды, в положенный срок, лорд так и не вышел из своего замка. Как не выходил он еще и шесть последующих лет. И никто не требовал соблюдения заведенного порядка…
Но минувшей ночью колдуну не спалось, и утро застало его ворочавшимся в кровати под пыльным бордовым балдахином.
– Ты помнишь, какой сегодня день, Сэнджел? – в который раз повторил свой вопрос искрящийся фиолетовым туманом призрак Кевила, прежнего хозяина родового гнезда Монратов. – Не заставляй меня повторять! – не выдержав, вспылил призрак.
– Ты меня утомил, – сев в кровати, произнес Сэнджел.
– Я жду ответа, – настаивал призрак.
– Жди сколько хочешь, – устало ответил Сэнджел. – Если ты забыл, я отошел от дел, и больше не состою в ордене.
– Ты всерьез считаешь, что можешь просто уйти? – Кевил удивленно воззрился на своего потомка. – Осталось два дня до боя сильнейших!
– И что?
– А то, что ты еще шесть лет назад должен был потребовать подношение, – нахмурившись, призрак завис в полуметре над полом у самой кровати сына. – Еще немного, и ты потеряешь власть над силой!… Ты уже даже спать нормально не можешь…
– Моя бессонница всецело на твоей совести, – зло кинул Сэнджел. – А сила мне и без подношений вполне подчиняется…
– Оно и видно! – призрак в голос расхохотался.
Сэнджел резко повернулся лицом к призраку и, подняв руку, лишь выругался, когда с руки его слетела пронзительно яркая искра, бывшая, однако, столь слабой, что лишь слегка подпалила висевший за Кевилом гобелен.
– Вот! – торжествующе воскликнул призрак. – О чем я и говорил! Только гобелен зря испортил…
– Сгинь, – резко бросил Сэнджел, вылезая из кровати.
Призрак брезгливо сморщился, и ничего не говоря, исчез. Сэнджел лениво потянулся, накинул широкий халат из нежнейшего черного бархата и вышел из комнаты. Он уже было начал забывать, кем являлся все эти долгие шестнадцать лет одиночества. Даже его орденское имя почти выветрилось из памяти. Так было, пока не появился Кевил. Благополучно скончавшийся три столетия назад, он вдруг решил вернуться незадолго до пятого дня осени – дня схватки.
Теперь, понукаемый призраком отца, лорд Морнрат с грустью вспоминал, что еще совсем недавно был главой ордена, тогда его уважали и боялись. Он был сильнейшим из магов. И с чего, все это могло наскучить ему? Почему его вдруг стала утомлять должность магистра: надоело каждые сто лет отстаивать титул сильнейшего, надоела мышиная возня жалких соперников, захотелось просто тишины и покоя? Все это и для самого Монрата оставалось загадкой. Он отошел от дел, и счастье покоя и отчужденности длилось целых шестнадцать лет.
Сэнджел отогнал от себя грустные мысли и спустился в кухню, окутанную почти звенящей холодной тишиной. Почти триста лет одиночества подарили, пусть весьма хрупкий, но все же покой. И хотя Кевил был прав, и Сэнджел, отказавшись от магической практики, действительно с каждым годом все больше терял связь с силой, ему все еще оставались подвластны ее потоки и он без труда мог одним лишь движением мысли