вязаной синей жилетке уселась мне на плечо и просидела так, воркуя, пока мы с её хозяином разговаривали – долго, до самых ворот. А потом по знаку дрессировщика разыграла целое представление, изображая из себя кавалера «для бл’городной м’леди». Я подыграла, а высокие бородатые стражники сгибались от смеха, глядя на нас. Это правда было весело – и мне тоже.
Циркач звал меня с собой, когда мы вошли в город (естественно, не заплатив пошлину – «обезьяньи деньги»). «Сколько платят эти господа? – смеялся циркач. – А я подарю тебе действительно интересную жизнь». Предложение было соблазнительным и даже не знаю, почему я отказалась. Может, потому, что роскошь люблю больше. Но я пообещала побывать на его представлении через пару дней, и мы расстались – естественно, навсегда.
Я гуляла по бедным кварталам, где пешком ходить нужно осмотрительно, опасаясь запачкать платье, даже если юбки длиной всего лишь по щиколотку. Люди не замечали меня: бедняки дрались с бродячими псами за объедки, совсем уж захудалые бордели смотрели тёмными провалами окон, и над всем этим веял запах свежего хлеба, смешиваясь с запахом не очень свежей рыбы и мясной требухи – где-то неподалёку находился квартал мясников.
Я смотрела на синее небо, яркое солнце и улыбалась. Вся штука в том, чтобы не глядеть под ноги и не обращать внимания на запах. Люди – вот кто куда интереснее. Насильник улыбается праведнику, вор здоровается с честным горожанином, полицейские дознаватели распоряжаются отнести выловленное в колодце тело местного пьянчуги и положить его под вяз – если в течение трёх дней никто покойного не опознает, его похоронят вместе с заключёнными Нантской тюрьмы…
От шумного рынка с яростными торговками и не менее яростными покупательницами, собрав последние сплетни, я свернула налево на первом же перекрёстке, попав в более-менее благонадёжный квартал, где жили, кажется, купцы средней руки. И уже обдумывала соблазниться сбитнем в ближайшем лотке, когда колокольный звон ввинтился в уши – с тем звуком, каким могильщики забивают крышку твоего гроба.
Я рванулась в сторону, чуть не попала под колёса чьей-то повозки и почти получила кнутом за это. А колокол всё бил – я ударилась о стену ближайшего дома и сползла на каменную мостовую, прижимаясь виском к холодной стене. Колокол бил – кто-то построил купеческую церквушку на месте, где раньше изгоняли таких, как я. Невинных девочек закапывали живьём, в колокольном звоне я слышала их вопли, и, закрыв глаза, видела, как тянутся ко мне их руки. Слишком давно то место не обагряла кровь, и призраки уже не могли поймать меня. Но заставить принять истинное обличие, а не личину серой дурнушки у них бы вполне получилось. Если бы только я не держала себя на диете эти дни…
Я прикусила губу до крови, пытаясь отдышаться, когда совсем рядом раздалось:
– Госпожа, вам плохо?
Я вскинулась, щурясь от яркого солнца. Еда!
– Госпожа, обопритесь о меня.
И стоило ему дотронуться до меня, как я узнала и голос, и это неприятное