Мой отец Пабло Эскобар. Взлет и падение колумбийского наркобарона глазами его сына
отца, почувствовал себя загнанным в угол. Мне ничего не оставалось, кроме как уклоняться от камней, которые он бросал в меня.
Едва мы выбрались из этого затруднения, как случилось кое-что еще, словно в подтверждение старой поговорки: «Ложь стоит на одной ноге, а правда – на двух».
Поздним сентябрьским вечером 1994 года, примерно в одиннадцать часов, агент охраны позвонил нам из комнаты консьержа в Санта-Ане и передал, что приехал мужчина, представившийся Толстяком. Этот человек хотел встретиться со мной, но отказывался сообщить идентификационный номер и настоящее имя, как требовали правила от любого, кто хотел поговорить с нами.
Офицер настаивал на соблюдении предписаний, и меня это не удивило. Мы знали, что где бы мы ни были – в Медельине, в резиденции «Такендама» или же здесь, в квартире в столичном районе Санта-Ана – люди, защищавшие нас, вели заодно и разведку: выясняя, кто связывался с нами и тем более приезжал, они рассчитывали собрать недостающие сведения о связях отца.
Настоящим сюрпризом стало то, что этот человек был не кем иным, как тем, кто должен был охранять деньги отца в голубом доме и кого я обвинил в их краже. «Раз у него хватило наглости заявиться сюда посреди ночи, я спрошу его о пропавших деньгах», – подумал я. В коротком споре я все же вышел победителем, и офицер позволил Толстяку подняться к нам, не предоставляя никаких документов. Я полностью осознавал, что делаю это на свой страх и риск.
Едва дойдя до моей двери, Толстяк обнял меня и расплакался.
– Хуанчо, брат мой, как же я рад тебя видеть!
Я не мог скрыть своего потрясения: его объятия и слезы казались благородными и искренними, без какого бы то ни было злого умысла! Да и одет он был как всегда – простая одежда, потрепанные теннисные туфли. Толстяк, всегда бывший в моих глазах добряком и скромником, и сейчас ничуть не был похож на человека, который всего несколько месяцев назад украл кучу долларов. И потом, зачем бы ему приходить к нам, когда эти деньги должны были обеспечить его на всю жизнь?
С подозрением осмотрев его с ног до головы и с недоверием выслушав его рассказ о жизни с тех пор, как мы – и прежде всего отец – покинули голубой дом в ноябре 1993 года, я пришел к выводу, что он все же остался нам верен. Мы еще несколько минут поболтали на балконе второго этажа, где нас никто не слышал, и я решил, что пора спросить его о пропаже денег.
– Толстяк, так что же вышло с заначкой в голубом доме? Ты позволил моей тете их взять? Что случилось с деньгами?
– Все как ты сказал, Хуанчо! Я впустил твою тетку, она передала мне твои указания, мы пошли к тайникам, и я помог ей погрузить все, что там было, в багажник. Она на внедорожнике приехала. Больше я о ней ничего не слышал. А приехал я просто спросить, как у вас дела, я ведь вас всех очень люблю. Ну и помочь чем смогу.
– Понимаешь, Толстяк, тетя утверждает, что денег там почти не было.
Он отшатнулся, на его глаза навернулись слезы.
– Ложь! Я лично погрузил кучу денег в ее внедорожник. Их было