Смена обстановки. Как и многое другое. Он не понял.
А все близкие, которые у меня есть, – по эту сторону. Баронесса Констанция Стадницкая. Женщина, каких в моем мире давно уже нет. Единственная, кого я любил. Когда-либо. Критическая точка. Последняя в списке.
Именно потому я отслеживаю критические точки. Особенно эту.
(Кашель. Пауза. Слышен скрип кожаного кресла.)
Я боюсь… Где-то там наверняка очередная группа работает над разделами Польши. В очередном временно́м узле, в котором моя страна не пала, хотя мы считаем, что она должна пасть. Должна рухнуть со сломанным хребтом. Что будет, если у тех все получится, даже если удастся сдержать наших?
Увижу ли я однажды Цитадель там, где сейчас парк Героев 1860 года, в честь выигранной войны с Россией? Вырастут ли вдруг посреди города дворцы в стиле ренессанса? Появятся ли Лазенки и Вилянов[8]?
Я попросту встану и обнаружу, что мой город исчез? Вместе с Сеймом, бульварами вдоль реки, большим королевским замком, неоготическими зданиями?
Исчезну ли я вместе с ним?
Я жду и боюсь…
Бабочки всё ближе.
Все критические точки я записал в свой блокнот. Те, которые мы проиграли, я вычеркиваю. Одну за другой. И отмечаю те немногие, которые мы защитили. Но одну из них не отдам.
Я никому не отдам Констанцию.
Телефонный звонок посреди ночи подобен удару тока. Мейер сел на постели, едва не сбросив на пол спавшую поперек него Ханку. Он долго не мог понять, где находится.
– Убирайся к себе! – рявкнул он девушке. – Быстро!
Сняв трубку, подождал, пока служанка слезет с постели и потащится вглубь квартиры, гневно бормоча и кутаясь в смятое одеяло.
– Глупо, совсем распустился… – буркнул Мейер и приложил трубку к уху. – Немо слушает.
– Говорит Голем, – послышалось на другом конце. – Мы нашли их, но слишком поздно. Лучше приезжайте.
– Что случилось?
– На месте. Какая-то ерунда. Что-то происходит. Ольбрахта, восемь. Вилла. Припаркуйтесь чуть подальше.
Труп лежал на кровати. Мужчина в клетчатом пиджаке, с завязанной на шее бархатной ленточкой, покоился на спине, раскинув руки и уставившись мертвым взглядом в потолок. Из раскрытого рта торчала цепочка.
– К чему эта показуха? – сухо спросил Мейер. – Похвалиться хотите?
– Мы его так и нашли, – мрачно бросил Бабацкий. – Это не наша работа, пан Немо.
– И кто его так? Остальные?
Гольцман покачал головой. Натянув перчатку, он надавил на челюсть трупа и потянул за цепочку. На конце ее покачивались мужские карманные часы.
– «Ориент», имитация, – сказал Абацкий и посмотрел на свои. – Дешевка.
– Это предупреждение. Знак, – заявил Гольцман. – Только для кого? Для них или для нас?
– Как он погиб? Бритва? Пистолет?
– Стилет. Узкий, очень острый, воткнули точно в позвоночник. Никакой борьбы, никакого шума.
– Мы бы так развлекаться не стали. К чему следы