.

не стала спорить и не возмутилась,

      хотя в голове уже успела включиться

      тревожная сирена.

      Погудела-погудела с минуту

      и сама в себе захлебнулась.

      Словно раздвоившись, смотрела со стороны на то,

      как говорю тебе в ответ:

      «Даже не сомневаюсь в этом».

      Руку не высвободила.

      Твоя ладонь была тяжелой и жесткой,

      изрезанной не линиями жизни, нет, –

      шрамами от сотни микроскопических плетей.

      Наш диалог был похож

      на обмен сигналами при тайном сговоре:

      я знаю, что ты знаешь, чего я хочу,

      и я знаю, что тебе это тоже нужно.

      Мы оба поняли, что пропали.

      Да и никакого «пана», похоже, не предвиделось.

      Потом ты с порывистой нежностью

      целовал линии моей жизни,

      напоминая цыпленка, клюющего с ладони

      хлебные крошки.

      Если бы можно было уберечь

      эту ласку неприкосновенной,

      если бы можно было

      закапсулировать счастье…

      В тот вечер одна простая

      и вместе с тем сложная мысль

      с жуткой ясностью поразила меня:

      ты – первый и единственный мужчина,

      в котором я хочу продолжаться,

      которого хочу сохранить в вечности.

      Помнишь, как ты спросил,

      не страшно ли мне,

      когда все случилось в первый раз?

      Я не боялась,

      хотя приложение в телефоне

      еще с утра оповестило о том,

      что стоило бы.

      Три недели берегла себя,

      как хрупкий стеклянный шар,

      подвешенный на тонкой ветке.

      Казалось, что внутри затеплился

      крохотный огонек

      и любое неверное движение

      его может погасить.

      А когда шар соскользнул и разбился,

      сорвалась вместе с ним

      и я.

      Помню только выступ на крыше

      петербургского дома.

      Я перегибаюсь за перила.

      Смотрю на проходящих по улице Рубинштейна

      редких ночных скитальцев.

      Разжимаю пальцы,

      и полный до краев бокал

      с красным вином летит на асфальт.

      Потом ранним утром,

      выбредая на рассвете из дымных потемок,

      собираю осколки в распахнутую сумочку, как в совок.

      Всё липнет.

      Всё в бурых подтеках и порезах.

      Всё предательски ломко.

      Ты тогда ничего не знал.

      О том, как я ходила по врачам после неудачного

      четвертого раза, пятого, шестого,

      просадив на это две зарплаты.

      Как, убедившись, что со мной все в порядке,

      намеренно разрушала себя

      алкоголем и сигаретами

      после седьмого, проверяя в действии

      метод «от противного».

      Как, отослав тебя на кухню за водой сразу после,

      молниеносно меняла положение,

      подняв ноги к изголовью кровати,

      чтобы из меня не вытекло ни капли семени.

      Как скрупулезно