стенке висел репродуктор и что-то бубнил, но это было уже неинтересно: самое страшное и неведомое случилось. Мир погас. С тех пор для меня время так и разделялось: до войны – светлое, солнечное, и во время войны – черное, сумрачное.
Стоит пару слов сказать об этом самом репродукторе. Для советского человека такое примитивное устройство, включенное в сеть, было единственным средством получения официальной информации, как говорится, по радио. Ни радиоприемников, ни тем более телевизоров не было. И вот эти черные бумажные тарелки целыми днями делали оповещения: сообщали последние известия, транслировали концерты и прочие передачи. По крайней мере, руководство страны было спокойно, что, не имея других способов получения информации, советские люди не подвергались вражеской пропаганде.
Репродуктор
Конечно же, никаких бомбоубежищ в том городском районе двухэтажных домов, где мы жили, не было. Стали организовывать работы по укреплению местной противовоздушной обороны силами населения. Начали с соблюдения светомаскировки. С наступлением сумерек город должен был полностью затемняться.
Готовясь к вражеским налетам, придумали устраивать так называемые «щели», где предполагалось спасаться от бомбежек. По моим теперешним представлениям, это были несколько наивные и, так сказать, успокоительные (вроде валерьянки) меры, ибо предполагалось, что в этом месте бомбы падать не будут, так как это не заводские территории, а сугубо жилые кварталы. Считалось, что щели – достаточно надежное укрытие от взрывной волны авиабомб, от осколков снарядов зенитной артиллерии и обломков разрушаемых зданий. Пацаны сбегались смотреть, как копались такие щели: естественно, вручную, лопатами. Как наблюдатель и даже в какой-то степени участник их сооружения, могу рассказать, что это такое. Щель представляет собой вырытую в земле и перекрытую поверху траншею шириной, пожалуй, чуть меньше метра и глубиной в человеческий рост. По краям устраивались лавки на всю длину траншеи с проходом в середине. Чем освещалось это убежище, не помню, так как прятаться туда мы почти не ходили. В основном налеты немецкой авиации происходили ночью, а мы спали дома, не раздеваясь.
Мы настолько привыкли к налетам, что по звуку различали наши и вражеские самолеты. Немецкие бомбардировщики, в основном двухмоторные, издавали прерывистое гудение. Говорят, это было оттого, что немцы тщательно регулировали авиамоторы, шум от которых накладывался друг на друга, создавая эффект периодического затухания.
В начале сентября, как раз когда начался учебный год, заводы города подверглись сильнейшей бомбардировке. И вот однажды утром меня срочно позвали на интереснейшее, по нашим мальчишеским понятиям, зрелище: недалеко разорвалась немецкая бомба, оставив большую воронку. Мы с любопытством извлекали оттуда громадные осколки. Перед глазами до сих пор стоит изогнутый и как бы отполированный остаток корпуса бомбы, который еле можно было удержать в руках. Видно, здоровенная была фугаска. Фугасными назывались бомбы с большим зарядом взрывчатки.
Эвакуация
С