со Штабс-Капитаном мы продолжили. В общей сложности продолжался он почти неделю. Компания ежедневно менялась, обновлялась, пополнялась, редела, восстанавливалась – всё своим обычным чередом. В один из дней побывали мимоходом у нашей Пацаночки. Пока Штабс-Капитан дремал в кресле, поболтали. Стихи её я ещё не прочёл, об этом сообщил с извинениями. Она конфуза нашего недавнего не помнила, была кротка, мила, но ночевать я у неё не остался. Вдруг выспавшийся Штабс-Капитан как нельзя кстати поднял наше боевое звено в дальнейший полёт, и мы полетели дальше. Дальше и выше. Раньше мы с ним до звёзд долетали и сами в них превращались, и «звезда с звездою говорит» – это о нас было. Теперь всё по-другому – полёты бреющие, тяжёлые…
У нас в городе есть такой Коля Коленвал. Я считаю его среди нашей братии единственным поэтом, который сохранил в смутное время свою поэтическую целомудренность. Вот одно из его изречений: когда пьёшь, надо придерживаться правила – где, когда, с кем и сколько. И сам же, сказав такое, удивлялся: ведь тогда вообще никогда не выпьешь! Да, восточная та заповедь, как буддийская хламида к нашему суровому краю. Какие правила! Взовьёшься в стае под облака и уж где летишь, с кем – анкетных данных не потребуешь, маршрутных карт тоже, знай крыльями маши. Цель ничто, движение – всё.
Пацаночка обиделась. И с нами, дураками, не полетела, хотя мы и звали, и райские кущи по доброте своей душевной обещали – не за горами, а всего лишь в пятнадцати минутах ходьбы от её дома, у директора колхозного рынка (подруги Штабс-Капитана) на квартире. Что ж, гусь свинье не товарищ, а Поэтесса не Поэт. Зато на прощание она сообщила прелюбопытнейшую новость: скоро, мол, я буду работать с Пузом в одной конторе, и он будет моим начальником.
– В своей конторе я сам начальник, – рассмеялся я.
Она со знанием дела пояснила: его назначат начальником над всеми конторами в этом нашем сером доме. И безошибочно назвала кабинет на третьем этаже, который полгода назад высочайшим указом был освобождён.
– Под одной крышей будете сидеть, голубки.
– Коли так, роман свой вожделённый он как пить дать сварганит.
– А он и писателем хочет стать? Разве он что-то пишет?
– И госпремию получит, и депутатский значок на грудь… – добавил я, и мы распрощались. Почему-то я не поинтересовался, откуда она всё это знает.
У директрисы рынка Штабс-Капитан сломался, уснул на её хлебосольной груди.
Я брёл по вымершим улицам малознакомого города, и ничто мне не было желанней доброго старого ребристого дивана в моей временной обители.
У дома Штабс-Капитана маячила одинокая фигура. Всё ж таки не один я живая душа в этом нелюдимом городе, подумалось мне.
Завидев меня, живая душа двинулась навстречу. Это был богатырь на полголовы выше и на полкорпуса шире меня. Тень от уличной лампы обогнала его и зловеще потянулась ко мне.
– Привет классикам отечественной литературы! – Это был Пузо. – Думал, не дождусь.
Ещё что-то сказал, ещё… В голосе какие-то новые, не свойственные ему тихие,