снял помещение у местного фермера, которого про себя называл Козлина.
В магазине господствовал громадный железный бак, в котором Стив варил лак; размеры бака позволяли сварить в нем целую конгрегацию миссионеров. Вокруг теснились питомцы Стива: бюро, гардеробы, чайные столики, книжные шкафы. Воздух пропитывали ароматы краски и лака.
В сумке у него была смена белья: он планировал переодеться после сеанса любви с этой сучкой. Теперь он швырнул сумку в угол. Она пролетела через все помещение и плюхнулась на гардероб, как дохлая крыса. Он постоял, тяжело дыша, вдыхая едкие запахи, рассеянно глядя на три стула, которые обещал закончить к концу недели. Его пальцы сжались в кулаки. Нижняя губа отвисла. Он был похож на описавшегося младенца.
– Сука! – выдохнул он и пошел за сумкой. Сперва он хотел швырнуть ее еще раз, потом изменил свое намерение. Он взял сумку и прошел через магазин в комнаты. Там было еще жарче. Чертова жара! В кухне куча грязной посуды. Вокруг зеленого пакета с мусором жужжат мухи. В комнате главным предметом был большой старый черно-белый «Зенит», подобранный им на свалке. На телевизоре мертвым сном спал громадный полосатый кот по кличке Берни Карбо.
Писал он обычно в спальне. Постель была разбросана, простыни давно следовало бы сменить. Независимо от того, как часто он имел дело с женщинами (а в последние две недели на этом фронте стояло полное затишье), он мастурбировал почти каждый вечер. Он считал это симптомом творческой активности. Напротив кровати стоял стол с «Ундервудом» старого образца. Вокруг машинки громоздились стопки рукописей. Он много писал – стихи, рассказы, сюрреалистическая пьеса, где все персонажи обходились девятью словами, и роман, где одно событие рассматривалось с пяти точек зрения. Уже пять лет он не жил в одном месте достаточно долго, чтобы распаковать все свои бумаги.
В прошлом декабре во время бритья он обнаружил у себя в бороде седину. Это открытие повергло его в глубочайшую депрессию, не проходившую еще несколько недель. Он отчаянно скреб щеки бритвой, словно это могло стереть седину. Тридцать восемь лет. Он гнал мысли о старости, но порой они заходили с тыла и наваливались на него, когда он меньше всего этого ждал. Через семьсот дней ему будет уже сорок.
«Вот сука», – думал он снова и снова.
Он бросил в своей жизни несчетное количество женщин, но его самого бросали всего два или три раза. Он всегда чувствовал, когда это должно произойти, и брал инициативу в свои руки. Бросай первым, как в карточной игре, – и не будешь думать о возрасте. Он видел, что Донна охладевает к нему, но ему казалось, что ею можно без труда манипулировать, сочетая секс с психологией. Со страхом, если придется. Поэтому то, что случилось, вызвало у него боль и ярость, как будто его выпороли.
Он разделся, сунул бумажник и мелочь из брюк в ящик стола и пошел в ванную. Приняв душ, он почувствовал себя лучше. Он натянул джинсы и легкую фланелевую рубашку и задумался.
В бумажнике Стив Кемп хранил визитные карточки. Он всегда любил их – и свои, и, как ни странно, чужие. Как-то, когда они с Донной занимались любовью, он заметил на телеви�