махнул рукой.
– Гремон сделает вид, что я мирно сплю в своей постели. День был утомительный… Признаюсь, брат, я в последнее время частенько сбегаю по ночам.
Его высочество улыбнулся самодовольно, как человек, понимающий: успехами в любви он обязан не только своему положению. Высокий рост, играющие под туникой мышцы, пронзительный взгляд голубых глаз под короной золотых кудрей, – будь Эриан не принцем, а последним кухонным мальчишкой, и тогда нашлись бы дамы, готовые разделить с ним ложе.
Кар промолчал. Ему нечем было похвастаться. Не потому, что проклятое колдовское отродье, беззаконно вознесенное до положения брата-принца, не притягивало женских взглядов. Скорей, наоборот. Но в жадных взглядах придворных дам он видел такое же любопытство, с каким смотрят на дрессированную собачонку или говорящего скворца. И Кар, слишком гордый для роли забавной диковины, оставлял красавиц брату.
Эриан вдруг зевнул. Улыбнулся.
– И все же, пожалуй, надо спускаться. А не то завтра нам будет не до лебедей.
Уже поднимая створку люка, Эриан добавил:
– Помни, ты поклялся.
– Да, – ответил Кар.
Эриан исчез в проеме. Кар, захлопнув створки, последовал за ним. С верхнего этажа спустились вместе и, миновав галерею, простились в башне наследника. Эриану предстояло идти прямо к центральным покоям, Кару – по боковой лестнице вверх, к своим, не столь роскошным и все же очень удобным комнатам.
Расстались, как всегда – ударив ладонью о ладонь.
– До завтра, – улыбнулся Эриан.
– До завтра, – откликнулся Кар.
Глава 2. Ради блага Империи
Он подождал, пока брат не пропал из виду. Вдоль стен, через каждые десять шагов, неярко горели масляные светильники. Витражи широких окон изображали цветы и плодовые деревья. Легкие шаги принца удалялись почти неслышно. Кроме них, ни единый звук не нарушал тишину ночи.
Но вот пурпур накидки в последний раз мелькнул за колонной и исчез. Кар тряхнул головой. По времени следовало пойти к себе и доспать остаток ночи, но пустой желудок вдруг возмущенно и громко заурчал. Все-таки не стоило сбегать с праздничного пира!
Прихватив лампу, Кар вернулся в главное здание и той же спиральной лестницей спустился на первый этаж. Ступени уходили дальше, к подземным кладовым и тюремным камерам, к разветвлениям давно пришедших в негодность труб – когда-то давно по ним текла вода.
Дворцовая кухня встретила его странной тишиной. Молчали остывшие печи, неподвижными рядами замерли большие и малые кастрюли, надраенные до блеска сковородки. Широкие столы были пусты, как центральная площадь в ожидании парада. Кар даже растерялся: сколько он себя помнил, здесь всегда царила суета. Жарко горели печи, источая дымные аппетитные запахи, сновали нагруженные тяжелыми подносами поварята, слышались голоса и резкие окрики главной кухарки. И всегда находилась горсть сладостей или