о своем личном мировоззрении? Более того, каждый раз, как срок инвалидности подходил к концу (нам ее давали на год), собирая документы на очередную комиссию, я испытывала неподдельный страх, что инвалидность нам снимут. Ведь это означало бы, что отныне я должна выкручиваться как-то сама по всем вопросам, связанным со здоровьем ребенка.
Войта-терапия
У истоков моего лечения маму бросало из крайности в крайность. Наряду с классическими больничными реабилитациями, мы проходили курсы в платных центрах, где на мне пробовались разные подходы. Маму можно было понять, ведь она искала для меня волшебную таблетку, которая быстро поставила бы меня на ноги. Но это заблуждение. Детский церебральный паралич не лечится «таблетками». Он вообще не лечится. Но я не могла отнять у мамы веру.
Терапии по методу Войта мы посвятили целый год. Поскольку эта методика родом из Чехии, мама нашла центр в Москве, куда каждые две недели приезжал специалист из этой страны. В режиме «две недели через две» (в последовательном мировосприятии мамы) или каждые «Божии две недели» (в моем личном восприятии) мы по московским пробкам, тратя по полтора часа в один конец и по два в обратный, ездили на эти занятия. Терапевт по часу давила мне в определенные точки, меняя позиции. И весь час я орала. Я плакала, но слезы не текли из моих глаз. Они выходили по́том на моем «завойтированном» теле. Это была напряженная работа, которая отнимала у меня все силы. Маме казалось, что мне помогает такая терапия, но у меня было противоположное мнение, с которым никто не считался. Однако это было лишь начало. Когда год под лозунгом Войты подходил к концу, родители узнали, что можно съездить в саму Чехию и пройти курс у самых сильных терапевтов данного метода в мире. Что мы и сделали.
Подход чешских специалистов в Чехии отличался от подхода чешских специалистов в Москве. Принципиально. Не менее половины занятия за отведенные полтора часа, разбитые на два подхода по 45 минут, терапевт меня уговаривала занять исходное положение. Я, конечно, сопротивлялась, ведь знала, что ждет меня впереди. А чем больше я сопротивлялась, тем меньше времени оставалось на укладки в позиции. Похоже, это отнюдь не смущало доктора, но я видела, что это очень смущало мою маму. Мы же приехали за 2000 километров не для того, чтобы прокатиться на самолете, фирменном поезде и такси, хотя признаюсь, эта часть программы мне нравилась куда больше. Мы приехали меня лечить, а не разговоры разговаривать. Но вышло как раз последнее.
Мама была сильно разочарована: по ее мнению, чешский специалист в Москве оказалась на голову выше чешского специалиста в Чехии. У меня же от этой страны остались самые чудесные воспоминания. Я запомнила большую площадь, рождественскую ель в ее центре, лебедей у реки, разноцветный огромный леденец, и как мы с папой чокались в ресторане кружками. Я пила через трубочку свой любимый апельсиновый сок и смотрела в окно. На вечерний предрождественский город падал пушистый снег и тут же превращался в лужи. Мне казалось, что это плачет по