На каждой из кроватей лежат подушки и накрахмаленный набор белья: наволочки, простыни, полотенца, пододеяльник, а теплые зудящие одеяла прячутся в шкафу, где активно поедаются молью, хотя своих обогревающих свойств не теряют. Одеяла явно понадобятся, ведь в номерах прохладно, однако чугунные батареи при прикосновении обжигают, словно адский огонь. Неестественно громко гудит вентиляция. Занавески слегка покачиваются от сквозняков. Коридорный линолеум настолько изорвался и истончился, что под ним скрипят половицы, словно пол липкий, а каждый шагающий с трудом отрывает от него подошвы. А ходоков взад и вперед как слонов на водопой – предостаточно. Периодически слышатся чьи-то разговоры, шаги, стуки; веет куревом и нафталином. «Могло бы быть и хуже», – смекнул я.
По дороге обратно я надеялся, что наша со Степанчуком комната будет хотя бы на йоту лучше той, которую мне посчастливилось наблюдать. Я решил осмотреться в блоке: два холла соединены узкой перепонкой c аркой на кухню в центре. Кажется, там только вчера демонтировали печку: три раковины с вечно капающими кранами, три маленьких электрических плиты на ножках, два холодильника, гремящих как тракторы на посевной, вечно неприбранный общий стол, разбросанная посуда и утварь, разномастные табуретки вокруг, полки для посуды, облетевший местами на полу и на стенах кафель, наспех сколоченный шкаф. В холле, помимо двух зашторенных окон, натыканы двери в номера. Там же на полу остались следы дивана и телевизора, исчезнувших в неизвестном направлении. Их место теперь занимает раскидистое дерево в кадке. Узким проходом зал соединяется с центральным холлом, выходившим на лестницу. В этом проходе таится укромный закуток для уборной. Общим помещением служит комнатка с раковинами и зеркалами – в ней, словно путеводный маяк, всегда горит свет. По обе стороны от нее узенькие двери ведут к унитазам такого вида, будто их разбирали и собирали обратно на скорость. Другие двери прикрывают темные душевые. Внутри имеются: кран с вентилями посреди стены, подвесной душ с засаленным шлангом и засорившейся лейкой, которая то и дело угрожает сорваться с крепей и поставить тебе фингал или шишку, а на полу зияет бездонная дырка. В противоположном блоке все как под копирку. Про легкий флер вообще молчу.
Когда я покинул комнату, Акмальдинов, Пирогов, Филиппов и голодный Зленко переглянулись.
– Вы не ощущаете ничего странного? – задался вопросом Денис.
– Да нет. Это ж общежитие.
Когда я зашел в нашу комнату, меня постигло разочарование: ремонт действительно свежий, но все остальное прежнее, лишь слегка освеженное. Степанчук с ходу заявил:
– Ты был прав. Это прямо, мать его, президентский люкс! Для главы банановой республики.
– Крыша есть, и хорошо, – я тихо опустил рюкзак с вещами на тумбочку, чтобы не производить лишних движений перед разъяренным тренером. Он явно ожидал отдельный комфортабельный номер. Никак не такой.
– Ты вот говоришь, мол, спартанские условия. А сам на спартанца не очень-то и похож.
– Главное,